Какими словами писать мне о создателях нашего театра — моих великих учителях, справедливых, отважно спокойных. Вся моя жизнь в долг у них. В конце 1937 года я даже получила центральную роль Маши в «Половчанских садах» Леонида Леонова.
Работа над пьесой была долгой и трудной. Репетировал с нами Василий Григорьевич Сахновский и систематически показывал наработанное Владимиру Ивановичу. На всех репетициях Немировича-Данченко всегда бывал Леонов.
Бывало, что Владимир Иванович, не останавливая действия, тихонько подходил и, стоя почти рядом, очень внимательно смотрел и слушал, иногда так же тихо отходил к своему креслу, а иногда останавливал и очень точно указывал, где неправда. Вначале мы робели от этого, а потом даже ждали, чтобы он подошел.
Был и такой случай. Во время прогона всей пьесы в фойе в нашей с Болдуманом сцене Владимир Иванович вдруг обратился к нашему замечательному суфлеру Алексею Ивановичу Касаткину: «Как написана фраза у Маши, там есть “а”?» Я замерла, а Владимир Иванович обратился ко мне: «Я остановил прогон, чтобы вы на всю жизнь запомнили, как бережно надо относиться к тексту автора, когда он окончательно установлен». И я запомнила.
К сожалению, Немирович-Данченко оказался прав в своем прогнозе (он предупреждал, что это будет рискованный спектакль). Начиная с генеральных и после премьеры пресса приняла и Леонова, и спектакль в штыки. Были люди, защищавшие автора и нас, и даже очень горячо, но их было меньшинство.
А я всегда с благодарностью буду вспоминать эту работу с Василием Григорьевичем. А что касается Владимира Ивановича, то воистину он был великим педагогом и режиссером. А как бережно относился он ко мне в моем горе!
Только переживая несчастье, человек становится взрослее и быстрее может понять и на сцене, и вне ее сложные повороты в жизни человеческого духа.
И я всегда буду благодарна моим партнерам, особенно Болдуману и Белокурову, за их дружескую поддержку.