Летом 1941 года моя небольшая семья, жена и маленький сын, жили на даче в подмосковном посёлке Валентиновка, примерно в часе езды по Северной железной дороге. Я работал в Москве, а вечером в субботу приезжал на дачу, чтобы выходной день провести с семьёй.
Утром в воскресенье 22 июня я проснулся, но ещё не встал, и лёжа в постели, услышал, как женщины во дворе громко разговаривают и повторяют слово «война, война». «Какая война, что они мелят?» – подумал я. Я встал, оделся и вышел на веранду дачного дома.
И тут я увидел, что к нам на дачу приехал мой тесть, отец Галины, Сергей Григорьевич Котлецов. Он был профессиональный военный, полковник, ещё в царское время закончивший Алексеевское пехотное училище. О войне он знал не понаслышке, воевал ещё в германскую. После революции он перешёл на службу в Красную армию, поняв, что это единственно правильное решение для русского офицера. Он был большим специалистом по стрелково-пулемётному оружию. Работал на научно-испытательном полигоне в Щурово под Москвой. Там испытывали револьверы, винтовки, пулемёты. Сергей Григорьевич был руководителем испытаний оружия на последней стадии, после всех доводок и исправлений. Зная, что я, отслужив действительную службу, был аттестован как командир радиовзвода, гордился мною. Уже находясь на фронте, я узнал, что Сергей Григорьевич неоднократно просил отправить его в действующую армию. Однако его возраст никак не позволял этого сделать. Во время войны он служил преподавателем на курсах ускоренной подготовки командного состава.
Подойдя ко мне, он достал из карманов две бутылки водки, поставил на стол, сказав:
- Ну, Иосиф, вот и началась война. Давай выпьем за военное счастье. Эта война лёгкой и скорой не будет. Всё, что болтали по радио и писали в газетах – это ерунда. Немец - враг умный и коварный. Победить его будет трудно. Учти это на фронте.
Долго мы ещё разговаривали с ним, сидя за дощатым столиком в саду. Много я услышал от него полезных советов, которые пригодилось мне в дальнейшем на военной службе. Понял я тогда одно, что война будет долгой и трудной, а шансов вернуться с неё живым у меня почти нет.
Утром следующего дня я пришёл к Михаилу Ильичу Хрипунову, бывшему в то время заместителем председателя Комитета по делам кинематографии. Ему подчинялось техническое управление, в котором я работал. Я ему сказал:
– Михаил Ильич, началась война, я командир запаса и мой долг идти на фронт. Распорядитесь, пожалуйста, дать мне грузовую машину, чтобы привезти с дачи семью.
- Машину возьми, - сказал Хрипунов, - семью привези, но в такое время надо решать не сердцем, а головой.
В это время в кабинет к Хрипунову вбежал Серёжка Кузнецов. Он работал у нас в отделе.
– Иосиф! - закричал он, - давай скорее военный билет. Я должен отдать его в отдел кадров для бронирования.
Я сказал, что билета у меня с собой нет, я его не ношу с собой. На самом деле военный билет лежал у меня во внутреннем кармане пиджака, т. к. я уже рещил, что буду делать дальше.
От Хрипунова я отправился в Свердловский Райвоенкомат за назначением в действующую армию. Там я представился комиссии как командир радиороты. Незамедлительно я получил назначение командиром радиобатальона 67-го отдельного полка связи. Два дня мне дали на получение материальной части и формирование радиобатальона. Комплектование происходило на территории воинской части связи в районе улицы Матросская Тишина. На третий день мы выехали на Северо – Западный фронт.
В первые дни войны порядок отправления воинских частей на фронт производился очень торжественно. В начале платформы у паровоза строился комендантский оркестр. Когда эшелон был подготовлен к отправке, командиры подразделений отъезжающей части выстраивались рядом с оркестром. Командир, ответственный за отправку эшелона, подходил к паровозу и давал команду на отправление. Оркестр начинал играть Гимн (тогда это был Интернационал), под музыку эшелон трогался с места и сначала медленно, а потом, постепенно ускоряя ход, двигался вдоль платформы. Мой батальон занимал в эшелоне несколько платформ: на них размещались радиостанции и личный состав. Когда платформы моего батальона проходили мимо меня, я стоял по стойке «смирно», приложив ладонь правой руки к козырьку фуражки. Когда проходила последняя платформа, я ловко вскочил на неё и присоединился к бойцам, с которыми мне пришлось долгое время вместе воевать, деля поровну все тяготы и горести тяжёлого военного времени.
Точно так поступали командиры всех подразделений, отправлявшихся на фронт с этим эшелоном. А командир эшелона вскакивал в самый последний вагон. Так воинские эшелоны уходили на Запад, навстречу войне.
На фронте я находился до конца войны. Потом ещё несколько месяцев оставался в армии. Демобилизован был лишь в ноябре 1945 года.
Видно не зря мы с Сергеем Григорьевичем основательно выпили за военное счастье. Несмотря на то, что я всё время был на передовой, я, как видите, не погиб и даже не был ранен. Подчинённых мне радистов я старался беречь, насколько это было в моих силах. Я понял, что кроме военного счастья, надо было иметь ещё и смекалку. Или, как говорят: «Бог-то бог, да и сам будь неплох!».
О нескольких случаях так называемого везенья вы прочтёте в рассказах, посвящённых военному времени. А сейчас я расскажу вот что.
Фронт наш проходил в основном в местах лесных и болотистых. Большим количеством громких операций наше северо-западное направление не отличалось. Однако мы оттягивали на себя значительное количество гитлеровских войск, рвавшихся к Москве и Ленинграду. Когда я получал приказ о передислокации узла связи в другое место, я сначала по карте изучал расположение нового места, затем днём пешком, как правило, с одним сопровождающим, проходил дорогу к этому месту, оставляя по пути заметные знаки (обрубленные ветки, или зарубки на деревьях) такие, чтобы их можно было различить ночью. Машины с радиостанциями и личный состав ночью перебирался к новому месту расположения. Это значительно снижало риск привлечь к себе внимание противника. Я всегда ехал на передней машине. За всю войну при таких переходах я не потерял ни одного бойца.
А ещё вот такая история. У немцев был двухфюзеляжный самолёт-разведчик. Когда смотришь на него с земли, он выглядит, как летающая рама. Солдаты так его и называли – рама. Летала эта рама с каким-то особенно противным, зловещим завыванием.
Обычно, если рама несколько минут кружила над одним и тем же районом, то через короткое время обязательно прилетали бомбардировщики и этот район усиленно бомбили. От таких бомбёжек наши войска несли существенные потери. Не было потерь от бомбёжек только в батальоне, которым я тогда командовал. Я заметил, что рама никогда дважды не кружит над местом, которое уже обработали бомбардировщики. Поэтому, когда начиналась очередная бомбёжка, я располагал свой батальон на месте, уже перепаханном бомбами. Поэтому от таких бомбёжек потерь в личном составе и технике у меня тоже не было. Один из бойцов моего батальона сказал мне, что солдаты дали мне прозвище «фартовый». После сложных ситуаций, из которых мы выходили без потерь, они говорили: «Ну, наш «фартовый» без осечки!» Вообще мои ребята относились ко мне с уважением.
Служба моя проходила в войсках Северо-Западного, 2-го и 3-го Прибалтийских и Ленинградского фронтов. Начинал я войну лейтенантом, а закончил в звании гвардии майора, которое было мне присвоено в начале 1943 года. Званием этим я горжусь и до сих пор.
Во время войны я занимал следующие должности: командир радиороты 67-го отдельного полка связи СЗ фронта с временным исполнением обязанностей командира батальона; командир радиороты 8-го гвардейского отдельного батальона связи 1-го гвардейского стрелкового корпуса СЗ фронта; помощника начальника радиоотдела оперативно-технического Управления связи СЗ фронта; помощника (а затем и старшего помощника) по радио начальника отдела связи штаба 14-го гвардейского стрелкового корпуса, входившего поочерёдно в состав 1-го, 2-го Прибалтийских фронтов и Ленинградского фронта.
Свободное копирование
