Наступила пора пить воды в Э-ла-Шапель и Спа. Поэтому я с сожалением оставила Берлин, о котором всегда буду вспоминать с особым удовольствием. Мы проехали через Вестфалию, и она показалась мне вовсе не такой грязной, какой представил ее барон Бар в своих очень умных письмах.
Мы остановились в Ганновере именно на столько времени, сколько было необходимо для починки наших карет. В вечер нашего приезда здесь давали оперу; мы отправились с Каменской в театр, оставив больного Воронцова дома. Надо заметить, что единственный наш слуга был русский, не знавший ни одного иностранного языка и, следовательно, неспособный выдать наше инкогнито. Я нарочно приняла эту предосторожность, ибо мекленбургский принц Эрнест сказал мне, что его старший брат, правитель города, хотел узнать, кто мы такие — чего я вовсе не желала в Ганновере. Когда нас ввели в ложу, здесь уже сидели две дамы; они очень вежливо пропустили нас, и мы заняли лучшие места. После первого акта к нам явился из королевской ложи, как я заметила, молодой офицер. Обратившись к нам, а не к нашим соседкам, он сказал с некоторой небрежностью в голосе и манере: «Вы, кажется, иностранки?». — «Да», —отвечала я. — «Его высочество желает знать, с кем я имею честь говорить». — «Я думаю, что в этом нет особенного интереса ни для вас, ни для его высочества, а пользуюсь правом женщины, мы можем на этот раз смолчать и оставить ваш вопрос без ответа». Он, по-видимому, сконфузился и вышел из ложи, наши соседки посмотрели на нас с удивлением. Мой отказ, конечно, был немного груб, но я не могу сдерживать своей антипатии к подобному нахальству дураков. К концу пьесы я просила Каменскую не противоречить мне и, обратившись к ганноверским дамам, сказала им, что, хотя мы и не отвечали на глупый вопрос королевского адъютанта, из уважения к их вежливости мне не хотелось бы скрыть от них, что я — театральная певица, а моя подруга — танцовщица; мы приехали сюда искать выгодных мест на сцене, Каменская взглянула на меня широко открытыми глазами, а наши любезные леди, переменив тон, повернулись к нам задом, как только можно было покруче.
Наша остановка в Ганновере продолжалась так недолго, что я ничего не могу сказать о нем, разве только то, что здесь, кажется, выведена хорошая порода лошадей, даже крестьянских, и земля прекрасно возделана.
Свободное копирование
