К концу года Уливьери, моему учителю, представился случай поехать во Флоренцию, чтобы продать кое-какой золотой и серебряный лом, который у него имелся; а так как в этом вреднейшем воздухе я схватил небольшую лихорадку, то с нею и с учителем я вернулся во Флоренцию, где мой отец учинил превеликие ласки этому моему учителю, нежно упрашивая его, втайне от меня, чтобы он согласился не увозить меня обратно в Пизу. Хворая, я провел около двух месяцев, и мой отец с великой нежностью заботился о моем лечении и выздоровлении, постоянно говоря мне, что он не может дождаться, пока я буду здоров, чтобы послушать немного мою музыку. И когда он беседовал со мной об этой музыке, держа в руке мой пульс, потому что он имел некоторые познания в медицине и в латинской науке, то он чувствовал в этом самом пульсе, как только он принимался говорить о музыке, такие великие перебои, что часто перепуганный и в слезах уходил от меня; так что, видя это его великое огорчение, я сказал одной из этих моих сестер, чтобы мне принесли флейту; и хотя у меня все еще была лихорадка, но, так как инструмент этот очень неутомительный, то у меня не случилось перебоев, когда я играл с такой прекрасной постановкой рук и языка, что отец мой, вдруг войдя, благословил меня тысячу раз, говоря мне, что за то время, что я был вдали от него, ему кажется, что я сделал великие усвоения; и просил меня, чтобы я продолжал и впредь и что я не должен терять такой прекрасный талант.
Свободное копирование
