В Ленинградском институте киноинженеров, где я учился в начале тридцатых годов, изучали немецкий язык. Впрочем, слово «изучали» отнюдь не означает, что мы язык действительно изучали. Отношение к немецкому языку у нас было плёвое. Мы приходили на лекцию и занимались чем угодно, только не немецким, благо преподаватель языка требовательностью к студентам не страдал.
Кстати, об этом преподавателе, которого мы звали «геноссе профессор», следует сказать пару слов отдельно. Сколько ему было лет, мы не знали, а, скорее всего он и сам не знал. Когда-то в молодости, при царе Горохе, а может быть и раньше, он был штатным преподавателем немецкого языка в военно-морской академии. От военно-морского обмундирования, которое он носил в те времена, у него сохранилась чёрная накидка-крылатка с бронзовой цепочкой на груди и бронзовыми львами на лацканах, чтобы эту крылатку застегивать.
Кроме того, он носил бородку клинышком. Во время лекции он вдруг делал длительную паузу и, засунув кончик бородки в рот, задумчиво оглядывал аудиторию.
Как-то раз во время занятий по немецкому языку, мне пришла в голову идея выяснить мнение широкой общественности по злободневному вопросу: может ли человек ограничиться питанием собственной бородой и если да, то какой цвет питательнее. Этот вопрос я написал на листке бумаги с просьбой дать ответ в письменном виде и пустил по аудитории.
Ответы посыпались немедленно. Правда, один неизвестный корреспондент несколько отклонился от заданной темы. Этот неизвестный в категорической форме требовал публично разоблачить какого-то самозванца Хмельника, который нахально врет, что он киномеханик из Одессы, в то время как по достоверным данным уголовного розыска, он свинопас из Херсона. Я и мой сосед так увлеклись разбором полученной корреспонденции, что не заметили, как к нам подошел «геноссе профессор».
- Вас махен зи, геноссен? - спросил он.
Наших скудных знаний немецкого языка всё-таки хватило, чтобы понять вопрос, и мы рассказали, чем заняты. Это так понравилось «геноссе профессору», что всё оставшееся до конца занятий время он просидел с нами к великому удовольствию остальной аудитории.
Как-то в начале экзаменационной сессии я встретил в коридоре института «геноссе профессора» и неожиданно даже для самого себя сказал, что хочу сдать экзамен за весь курс немецкого языка.
- Зер гут, - сказал «геноссе профессор», - идём.
Мы зашли в пустую аудиторию, «геноссе профессор» сел за стол, я сел напротив. «Геноссе профессор» вынул из портфеля журнал «Кинотехник» на немецком языке, раскрыл его и, ткнув пальцем в какую-то статью, сказал «читай».
Не успел я одолеть заголовок статьи, как увидел, что «геноссе профессор» прислонил голову к спинке стула и уснул. Это меня устраивало, и я сидел, не шевелясь, чтобы не потревожить сон «геноссе профессора». Так продолжалось минут десять. Вдруг «геноссе профессор» во сне громко всхрапнул и от этого проснулся. Проснувшись, он посмотрел на меня и спросил:
- Всё прочел?
- Всё, - ответил я.
- Ну, расскажи о чём там написано - попросил он.
- О синхронных двигателях, - соврал я, не долго думая.
- А что такое синхронный двигатель? - поинтересовался он.
Что такое синхронный двигатель, я знал хорошо и со знанием дела стал объяснять это «геноссе профессору». Он, конечно, ничего не понял, но поинтересовался, где применён такой двигатель.
- В кинотеатре «Сплендид-Палас» в Штутгарте, - ничтоже сумняшеся, ответил я, справедливо полагая, что проверить меня он не может.
«Геноссе профессор» с уважением посмотрел на меня и сказал:
- Геноссе Милькин, зи хабен фюнф.
- Данке шён, геноссе профессор, - ответил я, и после тёплого рукопожатия мы раcстались, очень довольные друг другом.
