Осенью 1960 года я стал проявлять большую склонность к суровости и в статье, озаглавленной «Самомнение» («Présomption»), сравнивал претензии Генерала в момент его прихода к власти и ситуацию два года спустя: «Генерал де Голль является либералом, если понимать под этим словом человека, рассматривающего эволюцию Алжира к государственному статусу как неизбежную, согласную с идеями века, совместимую с защитой французских интересов. Но он является и ультра, если под этим словом понимать человека, отказывающегося вести переговоры с теми, кто сражается. Право на независимость имеют единственно те, кто об этом вежливо просит». Статья была несправедливой, написал я ее в Соединенных Штатах, во время пребывания в Гарвардском университете. Жорж Фридман упрекнул меня — справедливо — за тон статьи: «В нынешней обстановке я не вижу никого другого, кроме де Голля, кто мог бы сохранить основное из свобод, которые ты всю свою жизнь стремился защитить. Есть еще шанс этого добиться. Удивлен, что ты, как кажется, поддерживаешь (ибо именно так многие с радостью поняли тебя) своим именем, своим авторитетом тех, кто живет, чая сломать ему спину… Зная тебя, уверен, что если бы ты находился во Франции, то скорректировал бы свою стрельбу после написания „Самомнения“». В следующей статье, процитировав письмо Жоржа Фридмана, я объяснился: «Никогда я не ставил под сомнение то, что генерал де Голль, как никто другой из всех французов, способен прооперировать алжирский гнойник. Единственный человек и одинокий человек оберегает наши права и ограждает от смятения в умах и хаоса». В речи, произнесенной в ноябре 1960 года, Генерал перешел через еще один рубеж: «„Алжирская Республика“ пришла на смену „алжирскому Алжиру“, и эта Республика будет иметь независимую дипломатию». Таким образом, Генерал предлагал Алжиру статус, сравнимый со статусом государств Сообщества, но он оставлял невыясненным узловой вопрос: кто же возьмет на себя ответственность за Алжирскую Республику?
Мое беспокойство по-прежнему вызывала одна и та же проблема: «Все сводится в конечном счете к вопросу, который без устали ставят наблюдатели вот уже два года: допустив, что генерал де Голль, как философ истории, считает французский Алжир делом похороненным, а независимый Алжир — неизбежностью, то сколько же времени генерал де Голль, как глава государства, будет отказываться от диалога, без которого сохранится трагическое противоречие между его стратегией и его тактикой, между конечным результатом, который он предвидит, и отказом, на котором он настаивает?» И в конце статьи, написанной в Кембридже, отвечая Ж. Фридману, я заключал: «Вероятно, мы мало что можем сделать. Мы рискуем скомпрометировать его, одобряя, и ослабить, критикуя… Не совсем бесполезно в полный голос заявлять, что на генерала де Голля мы возлагаем наши надежды, наши последние надежды на достойный мир — то есть на мир, который примирил бы Францию с алжирскими националистами, не поднимая одних французов на других с оружием в руках».
Свободное копирование
