В особенности мне вспоминаются две диссертации, ведущие идеи которых я поставил под вопрос, не слишком расстроив их авторов. П. Навиль, руководитель исследований в Национальном центре научных исследований, пожелал получить степень государственного доктора за работу о творчестве Маркса под названием «Об отчуждении от пользования». Ж. Гурвич два часа дискутировал с Навилем о молодости Маркса, об этапах развития его мысли и о влияниях, которые он испытал в период с 1837 по 1848 год. Гурвич стоял за Сен-Симона и Фихте, Навиль — за Гегеля и материалистов. Я взял слово, когда часы показывали уже более семи с половиной. Мне хотелось сделать лишь одно замечание, но замечание по существу дела. Если верить Навилю, Маркс ввел количественное измерение в экономический анализ. Таков был его решающий вклад в историческое развитие экономической науки. И поскольку концепт прибавочной стоимости занимает существенное место в марксистском анализе, я задал автору диссертации вопрос: «Удалось ли за прошедший век исчислить прибавочную стоимость?» С очевидностью этого не удалось сделать, хотя в своих цифровых примерах Маркс дал понять, не утверждая прямо, что капиталист накапливает значительную прибавочную стоимость. (Обычно, по его предположениям, степень эксплуатации достигает 100 %; иными словами, прибавочное время, то есть время сверх того, которое необходимо для производства стоимости, равной заработной плате трудящегося, составляет половину его рабочего дня.) Невиль, если память мне не изменяет, не нашелся, что ответить, разве только заметил, что Маркс вообще стремился к количественным определениям. Лабрусс пришел к нему на помощь, но довод его был малоубедительным или даже лишенным смысла. «Прибавочную стоимость еще не высчитали, — сказал он мне, — но это не доказывает того, что ее не смогут высчитать в предстоящее столетие». Мне было легко показать точные причины того, почему концепт прибавочной стоимости не поддается квантификации. Единственное ценное замечание сделал мой друг Ион Эльстер: существуют другие концепты, в других теориях, не имеющие количественного выражения, но из-за этого не теряющие своего значения (например, цена своевременности). Я бы присоединился к этому замечанию, но, в любом случае, диссертация Навиля была поколеблена. К. Маркс конечно же изучал статистику, имевшуюся в ту эпоху; он набросился бы на данные национальных счетных палат, если бы последние уже существовали. Что касается его основных работ, первого тома «Капитала» к примеру, то вычисления там присутствуют лишь в форме цифровых иллюстраций к рассуждениям; и именно благодаря этому ему удалось создать почти бредовые иллюзии. Если норма эксплуатации достигает 100 %, то какой же источник доходов наемные работники могли бы получить в тот день, когда эксплуатация человека человеком была бы окончательно уничтожена!
В памяти осталась еще одна защита докторской диссертации — грека К. Акселоса, одновременно и хайдеггерианца, и марксиста. Он написал работу «Маркс — мыслитель техники». Тему ее, очевидно, подсказало эссе Хайдеггера, в котором прослеживалась связь между мыслью Маркса и планетарным распространением техники. Мой товарищ Патрионье де Гандийак, друг Костаса Акселоса, знал, что я сдержанно отношусь к этой работе, и желал бы отодвинуть момент моего выступления. Я задал, не очень понятно кому, можно сказать, один вопрос: что же Маркс написал о технике, в чем заключалась его философия техники? И получил ответ: «В конце концов может случиться такое, что автор потерпит неудачу в отношении основного предмета мысли». Далее этого диалог не продвинулся.
Свободное копирование
