И еще одна примета тылового города военных лет – госпитали. Почти во всех зданиях школ, техникумов, некоторых институтов разместились госпитали, и все они были переполнены, мест не хватало. Наш институт шефствовал над соседним госпиталем – он занимал угловой дом напротив общежития (там теперь Высшая партшкола). По очереди дежурили в «своих» палатах: помогали нянечкам, санитаркам, писали письма, читали, пели под гитару и без нее. Были и бригады из студентов актерского факультета, которые давали концерты, я с двумя девочками была прикреплена к палате, где лежали с ранениями рук и ног, но уже выздоравливающие, которые учились ходить на костылях и протезах, разрабатывали суставы и подвижность конечностей. Мы по мере сил помогали им. Самое страшное у них оставалось позади, поэтому в нашей палате, не в пример другим, частенько раздавался и смех, и шутки любили – тут радовались каждому шагу, каждому вновь обретенному навыку. Но встречались и перенесшие ампутацию, в состоянии тяжелейшей депрессии. Было их безумно жалко, было с ними тяжело и страшно. И все же наша палата была легче других. Девочки, которые дежурили в палатах «спинальников» или «полостных операций», или ранений лица и головы, приходили после дежурства совершенно вымотанные и со слезами рассказывали о своих подопечных.
Случались и радостные события. Это, прежде всего, когда по радио сообщали об успехах на фронте, об освобожденных областях, городах. За осень – зиму 43-го освободили Курск, Гомель, Киев, и каждое такое сообщение воспринималось как праздник. А в январе 44-го началось долгожданное наступление под Ленинградом, и 27 января Блокада была прорвана! Что творилось тогда у нас в общежитии! И обнимались, и плакали, и мечтали, что теперь уже совсем скоро вернемся в Ленинград!
Запомнился и день, когда в Новосибирск приехал на несколько дней отдыха трижды Герой Советского Союза летчик Александр Покрышкин. Весь город вышел встречать его, на площади возле театра состоялся митинг. И мы, конечно, были там, жадно слушали рассказ о боях, в которых он участвовал, старались запомнить его лицо, его манеру говорить – понимали, что перед нами герой, мужество которого войдет в историю. На этом митинге было объявлено, что именно здесь, в начале бульвара Красного проспекта, будет поставлен скульптурный памятник герою, и старушка–мать летчика расплакалась, когда ее поздравляли и благодарили за такого сына.
Случались в эти дни и радостные события, так сказать, местного значения. В один из морозных воскресных дней, когда можно было подольше поваляться, не вылезая из-под одеяла, и мы все дремали, вдруг Ирина Карташева (та, что играла Дездемону) поднялась на постели и разбудила нас: «Девочки! Послушайте, какой я сон сейчас увидела! Будто открывается дверь и сюда входит мой Миша! В шинели, прямо с фронта!..» (Миша – ее жених, от которого давно не было писем). Проснулись все обитатели комнаты, начали убеждать Ирину, что это хороший сон, что, значит, скоро письмо получит. И в это время входит вахтерша и спрашивает: «Которая тут Карташева? Ты? Подымайся, иди гостя встречать – к тебе солдатик с фронта прибыл!»… «Мишенька!» – крикнула Ирина и бросилась, как была, к двери. А там уже стоит высокий в шинели до пят Миша Погоржельский! Мы глазам своим не верили, но вот, случается же такое! Многим после этого хотелось верить в чудеса – надеялись на возвращение без вести пропавших, на воскрешение тех, на кого пришли похоронки…
Свободное копирование
