У Камыш-Буруна, 1942 год
Здесь, недалеко от воронки, мы встретили еще группу наших замполитруков, один из них (фамилии не помню) просил своих товарищей отрезать ножом ему перебитую руку, которая болталась на сухожилии и была перетянута выше локтя жгутом. Он говорил: «Братцы, у кого есть нож, отрежьте вы мне ее, чтобы не мешала». Среди красноармейцев, погибших во время контратаки, я видел много наших замполитруков, их можно было отличить по знакам различия - четыре треугольника в петлицах, комиссарским звездочкам на рукавах гимнастерок и «комсоставским» суконным пилоткам.
С наступлением темноты мы (группа замполитруков) снова возвратились на окраину г. Керчь. Здесь встретил нас капитан и разделив на две группы поставил задачу: одной группе выбить противника, занявшего несколько домов на окраине города со стороны Камыш-Буруна, другой группе (в которую входил и я) - задерживать отходящие группы красноармейцев и помогать ему организовывать оборону, чем и занимались мы всю ночь.
Наступил рассвет 14 мая 1942 года. Часов в 7 утра над городом Керчь, над приготовившимися к обороне войсками появились десятки самолетов противника и началась интенсивная бомбежка и артиллерийский обстрел. Я находился в одном неглубоко выкопанном окопе с незнакомым мне бойцом и наблюдал, как со стороны Камыш-Буруна слева показались цепи атакующих немцев. В это время от близкого разрыва авиабомбы осколком в висок был убит находившийся рядом со мной боец. Я же решил переползти в отрытую неподалеку траншею, но не успел сделать малейшего движения, как был под-хвачен какой-то обжигающей волной.
Очнулся в кузове полуторки среди раненых бойцов, страшно болела го-лова, тошнило, и сильно болела правая нога, к тому же я ничего не слышал, видел, что по улице бегут, приближаясь, бойцы, ни грохота разрыва бомб, снарядов и свиста пуль я не слышал, тогда я понял, что контужен. В кузове рядом со мной лежали несколько человек убитых. Дотянувшись до кабины, я увидел, что водитель лежит на штурвале мертвый, из головы течет струйка крови. Взяв одну из винтовок в кузове автомобиля и опираясь на неё, я с трудом слез на землю и, насколько мог, направился в ту сторону, куда бежали все бойцы. Пройдя метров 100-200, я присел на крыльцо одного из домов, сильно тошнило, и кружилась голова, нога распухла и плохо слушалась, недалеко от меня остановилась грузовая автомашина с группой красноармейцев, я попросил их подвезти меня, очевидно, они увидели мое состояние, и несколько рук протянулось из кузова. Проехали мы несколько километров, как над дорогой ведущей к керченскому проливу показалось большое количество немецких самолетов, и стали бомбить. Все выпрыгнули из кузова и бросились врассыпную. Я тоже попытался бежать, но нога сильно болела, и из этого ничего не получилось. В это время ко мне подбежал один пожилой боец и медсестра с санитарной сумкой на боку, подхватили под руки и понесли на повозку, на которой находилось несколько раненых бойцов. Вскоре привезли нас к проливу, где на причалах лежали тысячи раненых бойцов, по¬возка остановилась в одном из дворов, всех раненых снесли в большой погреб, в котором стояли большие чаны с рыбой, туда же спустился и я. Позднее, я узнал, что это был какой-то рыбколхоз недалеко от завода им. Войкова.
Примерно часов в 15 поднялась паника (я к этому времени немного начал слышать и мог наблюдать из дверей погреба). Все забегали, многие надевали на себя скаты от колес автомобилей и пускались вплавь через пролив, отдельные группы бойцов пытались в чанах, очевидно предназначенных для засолки рыбы, пуститься в плавание через Керченский пролив. Многие бойцы, особенно нерусской национальности, снимали с себя одежду, садились верхом на доски, отталкивались от берега, но из их затеи ничего не выходило. Не проплыв нескольких метров, они тонули, или, ухватившись за шесты, очевидно когда-то предназначенные для просушки рыбацких сетей, взывали о помощи. Немецкие самолеты, выстраивались в «вертушку» и с пикирования бросали десятки бомб на причалы с ранеными. Немецкие истребители с бреющего полета расстреливали людей на берегу и на воде.
В подвал вбежал какой-то командир и крикнул: «Немцы подходят к переправе, кто может вести огонь, всем занять оборону на западной окраине поселка». Поднялось несколько человек, кто мог двигаться, в том числе и я. Прошли мы метров 100-150, дикими камнями было обозначено подворье одного из домов, мы выбрали себе позицию за этой изгородью из дикого камня и приготовились к ведению огня. В пролив летели бомбы, снаряды, а затем стали долетать и пули. В этот момент где-то впереди нас раздались звуки «Интернационала», затем громогласное «Ура!» и все потонуло в треске пулеметов и взрывах гранат. Спустя час наступило небольшое затишье. Раненые, которые забили уже весь погреб, сказали, что немецкие части, подошедшие к переправе, отогнаны на 2-3 километра. С наступлением ночи нас несколько раз выводили из подвала и подводили к причалу с целью посадить на транспорты (катера, баржи), но люди, находившиеся на причалах, вплавь бросались на-встречу катерам, не давая возможности им пристать к причалам. Когда мы шли по берегу, под ногами ощущались куски человеческого мяса, разбросанного взрывами бомб и снарядов, а на высоком берегу, в районе завода Войкова всю ночь не затихал бой.