Кого вспомню

Глава 4. На Моховой: сокурсники и друзья

Кого вспомню

Описанию своих отношений с коллегами по курсу, а потом и по факультету я должен предпослать одно отступление.

Между моими отношениями с товарищами в школе и в университете было большое различие. Начиная с количества. Тех школьных соучеников, отношения с которыми для меня что-то значили, были считанные единицы, почти всех их я и назвал. А в университете я постепенно становился очень общительным человеком – особенно начиная с 3-го курса, с переезда на Ленинские горы.

В первые месяцы учёбы я контактировал главным образом со своей группой, потом перезнакомился со многими на курсе, а в последние годы знал чуть ли не полфакультета. Если точнее, то пару сотен студентов знал. И со многими из них имел достаточно дружеские отношения, многие для меня немало значили.

И сейчас, когда я пишу эти воспоминания, «хотелось бы всех поимённо назвать». Но пытаться не буду, потому что, если бы и попытался, ничего бы не вышло. Одних просто забыл. О других осталась чисто общая, эмоциональная память – то есть помнишь, какой славный человек, а каких-либо слов или поступков уже и не помнишь.

И, наконец, о третьих. Есть люди, отношения с которыми были очень важны для тебя, к которым нередко возвращаешься памятью и о которых мог бы даже не так мало рассказать. Но это отношения такого рода, которые другим не имеет смысла пересказывать. По крайней мере, в записках такого рода, как пишу я. (Используя математическое словечко – эти отношения «не общезначимы»). Прежде всего – отношения с девушками. Я здесь имею в виду даже не влюблённости или романы (о которых рассказывать, само собой, неуместно), а дружбу. Байрон где-то писал об особой способности женщин к дружбе и о том, как высоко он эту дружбу ценил. Я вполне разделяю его оценку. В студенческие годы я дружил со многими девушками. Но, к сожалению, чувствую себя неспособным описать это так, чтобы заинтересовать читателя. Да и со многими ребятами – казалось бы, было хорошо и интересно общаться, а интересно рассказать не получится. С другими наоборот: был от человека далеко, почти не имел ничего общего – а он вдруг попадает в какой-то интересный эпизод, и о нём рассказываешь.

Так что я сумею рассказать только о немногих людях и коротко. И место, которое уделяется тому или иному человеку в моём тексте – как в этой, так и в последующих частях, – совсем не соответствует месту, которое он занимает в моей памяти и душе. Многие-многие интересные и достаточно близкие мне ребята и девушки (а дальше – мужчины и женщины) останутся почти за пределами этого описания. И если вообразить себе, что они его читают, я хотел бы им сказать: «Друзья мои! Я вас помню и люблю. Но не обижайтесь на то, что вас здесь нет или вас так мало. У меня просто не выйдет рассказать о вас столько, сколько хотелось бы». (Как сказал мне когда-то Илья Глазунов при моём посещении его мастерской: «К сожалению, я не могу оказать вам столько внимания, как вы заслуживаете». Уверен, что я говорю это более искренне).

И ещё одно предварительное замечание.

Студенчество, да и вообще молодёжь описываемого времени – последних лет сталинской эпохи – сильно отличалась от тех, которые пришли ей на смену через несколько десятилетий, не говоря уже о нынешних временах. Так что читателю, отделённому от меня несколькими поколениями (буде такой найдётся), нелегко их представить.

Сейчас это поколение должно казаться странным. С одной стороны, эти юноши и девушки были совершенно одурманены официальной пропагандой, слепо ей верили, не понимали мира, в котором живут, не помнили совсем недавней истории – репрессий, голодомора, нищету вокруг воспринимали как норму, не видели закрепощения крестьян, общего бесправия. С другой – они обладали нравственным здоровьем, открытостью, готовностью к дружбе. Добавлю – пока партия не прикажет предать друга или близкого человека. По счастью, в моё время партия в массовом порядке этого не приказывала. Так что меня с самого поступления окружали славные ребята и девушки, нас связывали доброжелательные и товарищеские отношения.