Мой жизненный путь - 109

Глава двадцать седьмая

Я полагал тогда, что новое столетие должно принести человечеству новый духовный свет. Мне казалось, что оторванность человеческой мысли и воли от духа достигла кульминационного пункта. Я ощущал необходимость изменений в процессе развития человечества.

Многие говорили об этом. Но они не видели, что человек будет пытаться направить свое внимание на действительный духовный мир, подобно тому, как он направляет свое внимание посредством органов чувств на природу. Однако им казалось, что перелому подвергнется субъективное духовное состояние душ. Мысль о том, что может открыться действительно новый объективный мир, была чужда воззрениям той эпохи.

Ощущения, вытекавшие из моих перспектив на будущее и впечатлений окружающего мира, заставляли меня все чаще обращать духовный взор на развитие XIX столетия.

Я видел, что вместе с эпохой Гете и Гегеля исчезает все то, что через познание воспринимается в образ мышления человека как представления о духовном мире. Впредь познавание не должно было "смущаться" представлениями о духовном мире. Эти представления отдавались на откуп вере и "мистическому" переживанию.

В Гегеле я видел величайшего мыслителя нового времени. Но он был только мыслителем. Духовный мир существовал для него в мышлении. Облик, придаваемый им всякому мышлению, вызывал во мне безграничное изумление, но при этом возникало ощущение, что он не обладает чувством духовного мира, зримого мной и проявляющегося за мышлением, когда оно, укрепившись, достигает некоего переживания, чьим телом некоторым образом является мышление, и это тело воспринимает в себя, как душу, Мировой дух.

В гегельянстве все духовное становится мышлением, и поэтому Гегель представляется мне личностью, внесшей последние проблески древнего духовного света в ту эпоху, когда для человеческого познания дух уже окутывался тьмой.

Все это вставало передо мной, когда я созерцал духовный мир или наблюдал в физическом мире за уходящим столетием. Однако в этом столетии выделялась одна фигура, которую я не мог проследить вплоть до духовного мира. Это был Макс Штирнер[1].

Гегель — это человек мысли, в своем внутреннем развитии стремившийся к мышлению, которое все более углублялось и в этом углублении достигало новых горизонтов. Это мышление, углубляясь и расширяясь, должно было в конце концов соединиться с мышлением Мирового духа в одно целое, включающее в себя все содержание мира. Штирнер же являет собой пример развития человека из индивидуально-личной воли. Все, что возникает в человечестве, обязано параллельному существованию этдельных личностей.

Мне нельзя было впадать в односторонность. Подобно гому, как я был погружен в гегельянство, переживал его в своей душе как свое собственное внутреннее переживание, так должен был я погрузиться внутренне и в противоположное ему направление.

В противовес одностороннему воззрению, наделяющему Мировой дух лишь знанием, должно было выступить л другое, согласно которому человек имеет значимость только как волевое существо.

Я не затрагивал бы всего этого в моих лекциях или шигах, если бы эти противоречия возникали только во "не, как душевные переживания моего развития. С подобными переживаниями я всегда поступал именно так. Эднако эта полярность — Гегель и Штирнер — принад-1ежала данному столетию. Через них выражала себя тоха. ХОТЯ философов, по существу, оценивают независимо от их влияния на свою эпоху.

Именно на примере Гегеля можно говорить о таком сильном влиянии. Но главное здесь не в этом. Философы через содержание своих мыслей выявляют дух своего времени, подобно тому как термометр показывает температуру какой-либо местности. В философе сознательно проявляется то, что бессознательно живет в эпохе.

Так крайности XIX столетия изживаются в импульсах, нашедших свое выражение в Гегеле и Штирнере: с одной стороны — безличное мышление, которое охотнее всего погружается в рассмотрение мира, в котором человек с творческими силами своего внутреннего существа не принимает никакого участия; с другой — одна только личная воля, которая для взаимной гармоничной деятельности людей приносит мало пользы. Возникающие время от времени всевозможные "общественные идеалы" бессильны влиять на действительность. И эта последняя все более становится тем, что может возникнуть благодаря параллельному действию воли отдельных личностей.

Гегель стремится к тому, чтобы идея нравственности приобрела объективную форму в общности человеческой жизни; Штирнер, со своей стороны, чувствует, как "отдельного" (единичного) человека сбивает с толку все то, что таким образом может придать жизни человека гармоничную форму.