IV. Ты ведь знаешь, внучок, что даже малые площадочки местностей, где проводились подобные опыты, надолго ввергались в некое нехорошее неблагополучие; да и много других бед и неполадок было в сказанной моей работе, в коей ты помогал мне будучи ещё крохотным; так что будь крайне осторожен с этим Неведомым (не зря газетчики кое-что моё назвали «Гиперболоид Гребенникова», например «Вечерний Омск» за 5 августа 1991 года), о чём я тебя наисерьёзнейше прощу. При всей моей любви к тебе и полнейшем доверии я однако не могу оставить тебе ни схем, ни чертежей, ни расчётов, ни формул — именно ради твоего благополучия, — разве что немножко фотографий. А если ты умён и достойно напитался дедушкиного наиталантливейшего духа, то, когда придет благое время, дойдёшь до всего этого сказанного сам. Опыты можешь начать со взвешиваний насекомьих хитиновых деталек, положенных на точнейшие весы — прямо, перевёрнутыми и в разных комбинациях; если проявится хоть наималейшая разница в весе — то ты на верном пути. Но используй эти удивительнейшие бионические находки, подсказанные нам насекомыми, которые древнее нас, млекопитающих, на 200 миллионов лет, только на благие цели, и тогда они принесут превеликую пользу Человечеству, каковое, обретя их, не вознуждается более не только в угле и нефти, но и в бесовской атомной энергии, уже принёсшей людям немало бед. И тогда появится счастливейшая возможность восстановить, хоть немного, порушенную и осквернённую Природу нашей Земли, дабы эта планета стала опять зелёной и голубой, каковой я её немножко застал в детстве, и каковая подарила было мне летом сорок четвёртого на цветущей луговине одного из приисилькульских берёзовых колков одну из величайших и удивительнейших своих Тайн.
К ЧИТАТЕЛЮ
Если кто из моих любезнейших читателей одолел всю эту мою тяжкую во всех отношениях писанину почти до конца, то, кроме великой за то благодарности, приношу свои бесконечные извинения из этого своего 1993 года именно за сказанный тяжёлый и неудобочитаемый язык, громадные абзацы и многое иное, к чему мне пришлось прибегнуть по многим причинам своих этих писательских художеств. Тем же из вас, которые читали первый том моих «Писем внуку» с 1-е по 31-е письмо, кои написаны, по словам их читавших, неким светлым, простым и грустно-звенящим ностальгическим языком, должен сказать, что этим же языком описать всё сказанное во втором томе я не смог, быть может, потому, что в первом описывалось Детство, с его очень многоцветным, ясным и совершенно непосредственным видением Мира, гораздо меньшим количеством человечьих гнусностей и свинств, мною тогда виденных, полным отсутствием устрашающих лагерных и тюремных ночных кошмаров, и многой иной непохожестью, как если бы то был не я, а совсем другой человек. Всё это весьма труднообъяснимо, да и загромоздит текст, а потому, дражайший мой читатель, наберись ещё малую толику терпения и прочти последнее письмо в этой моей изрядно потяжелевшей подборке писем своих любимому моему внуку Андрею Олеговичу Петрушкову, родившемуся в Краснообске Новосибирской области 20 ноября 1985 года, коему внуку я завещаю и предыдущую, и эту рукопись, и все мои иные писания, увидевшие и не увидевшие свет, и всё то лучшее, что у меня есть в душе и на сердце. И я буду счастлив, если читатель, приобщившись к сказанным моим сугубо личным семейным чувствам и делам, как бы уже вошедший в нашу с Андреем семью, всё же одолеет сию странную, показавшуюся вначале совсем чужой, писанину, до конца, до коего остались считанные странички.
Свободное копирование
