V. А случалось и такое: вышедший ночью по малой нужде какой-нибудь обитатель заезжего дома, когда на дворе очень темно, а идти в конец двора до нужника далеко, то он мочился тут же, рядом со мною, не видя во мраке мою неподвижную полулежащую фигуру, глаза коей устремлены к далеким звёздным мирам. Одного из таких мочащихся приезжих я вынужден был невольно спугнуть, так как именно в этот момент пролетел метеор, и я включил кнопку осветительного устройства; мужик тот дёрнулся в сторону, вскрикнул, и, не доделав своё столь важное ночное дело, так что его струя описала широкую блестящую дугу, кинулся обратно в дверь сей «гостиницы». В другой раз у стенки этого же здания, шагах от меня в восьми, тоже не заметив меня в чернильной августовской темноте, устроились двое из какой-то проезжей агитбригады, остановившейся в сказанном «отеле», и очень долго совокуплялись с громким хриплым придыханием и противным чмоканьем их ставших мокрыми гениталий — а я наблюдал метеоры; хорошо, что за все долгие минуты, пока эти усердно так спаривались, не пролетел ни один метеор, и потому свой свет я не включал, втихомолку проклиная этих сказанных, которые, несомненно, творили своё гнусное действо выпивши, ибо плотский акт надолго у иных затягивается во времени именно в таком, пьяном состоянии. Тем не менее моя «обсерватория № 2» дала мне наиболее богатый наблюдательный материал по метеорам; здесь же я изобрёл и испытал простой и надежный прибор для крупного фотографирования Луны, о чем в «Бюллетене ВАГО» № 3 за 1948 год вышла моя статья; здесь же судьба мне послала великолепное захватывающее зрелище, необыкновенно величественное и грандиозное — полярное сияние 25–26 марта 1946 года, о чём в № 4 сказанного «Бюллетеня» помещена моя подробная статья с документальным рисунком. Здесь же, в этом мерзком, но широком и тёмном дворе, я наблюдал Зодиакальный свет — огромное разреженное круговое облако из метеорных тел, окружающее Солнце, и ещё наблюдал Противосияние — едва заметное свечение в той точке ночного небосвода, которая противоположна Солнцу, каковое свечение происходило оттого, что своим световым давлением наше великое светило как бы сдирает газовые и пылевые частицы с поверхности атмосферы и сдувает их в противосолнечном направлении; открыл, же первым у нашей планеты сей замечательный газово-пылевой хвост даровитый советский (пусть читатель, редактор и цензор меня извинят, но теперь, после ликвидации СССР, не знаю как назвать русского учёного, работавшего в Ашхабаде) астроном, выдающийся наблюдатель и талантливый теоретик профессор Игорь Станиславович Астапович, единственный из покровительствовавших мне астрономов, кто от меня не отвернулся после моего ареста, о чём будет сказано подробнее в нужном месте. Памяти его я посвятил книгу «Мой удивительный мир», вышедшую в Новосибирске в 1983 году; и ещё сработал я большой круглый настенный медальон с его рельефным портретом, выполненным с достовернейшим сходством, под цветную поливную глазурь. Астаповича я изобразил сидящим у телескопа; сказанный медальон, подаренный мною Всесоюзному астрономо-геодезическому обществу (ВАГО при Академии наук СССР) хранился в фондах Московского планетария: я не мог не отблагодарить хотя бы своим скромным художеством любого достойного, сделавшего мне добро или хотя бы пытавшегося таковое мне сделать; к сожалению, подарок свой сему досточтимейшему мужу мне довелось делать уже после его кончины, в 80-х годах. Будет весьма прискорбно, если, в связи с обнищанием научных и просветительских учреждений, и закрытием оттого многих из них, это мое произведеньице оттуда пропадёт; при случае, дорогой мой внук, узнай — цел ли этот мемориальный, тяжелый диск диаметром 30–35 сантиметров и толщиной с палец или больше.
Свободное копирование
