VI. Откуда это бралось при скромном врачебном заработке и при одной коровёнке, мне стало ясным после, к примеру, таких случаев: «Витя, ты не знаешь, кто там в сенях продукты оставил?» — «Нет, отвечаю, не знаю», и тогда в дом затаскивается мешок муки, четверть-барана и ещё одна четверть (четвертями называли громадные трёхлитровые — на четверть-ведра, бутылищи) с этим мерзким мутным самогоном. А через недельку являлся старичок-казах, скромно спрашивающий, не освободилась ли тара — мешок и бутыль, каковые он хотел бы забрать. Мне эти подношения объяснялись как благодарность за успешные исцеления больных опытным терапевтом; только очень уж они были обильными и не по временам щедрыми, эти приношения, заставляя меня вспомнить и о том, что Сергей Николаевич был ещё и председателем военно-медицинской призывной комиссии, обслуживающей не только Исилькульский, но и смежные районы; разумеется, обо всём этом я помалкивал, так как понимал, что сие есть глубокая «военная» тайна. Обилие и разнообразие сих приношений сделало необязательным присутствие в их сарайчике коровы, которая к тому ж требовала ежедневного ухода, на каковой у Анны Ивановны, учинявшей мне всякие ласки, но всё более прикладывающейся к рюмочке, не всегда хватало времени и энергии, и корова та была не то продана, не то заколота. Ну и Игорь, или, по-домашнему, Гуля, тот был чужд любых домашних работ, и единственной его обязанностью было сносно учиться в школе с моею репетиторской помощью — дабы родителям, по окончании им школы, сдать его в мединститут и сделать тоже врачом. Репетиторство проводить мне однако делалось всё труднее потому, что Игорь, уже основательно пристрастившийся к «семейной» выпивке в своих 13–14 лет, стал заметно туже соображать и запоминать вроде бы неплохо выученные уроки, так что его родителям, кроме моего репетиторства, приходилось находить «общий язык» с учителями для повышения очередной его двойки-тройки хотя бы на один балл, что было не так и трудно, ибо большинство учителей жило в преизрядной нужде.
Свободное копирование
