------<<>>-----
Общие дворы... - Ташкентский (и Тбилисский, и Одесский, и Ереванский) вариант коммунальной квартиры: все на виду, все знают друг о друге всё: кто что готовит на обед, кто с кем дружит, кто с кем спит, кто что купил, кто собирается жениться, кто разводиться; разница только в том, что вместо тесного узкого коридора коммунальной квартиры, уставленного лыжами, сундуками и велосипедами, - тенистый большой двор с общественной туалетной в конце и тремя кабинами летнего душа, сделанными из фанеры; на крыше был установлен большой металлический бак, вода в котором нагревалась летом от солнца; зимой, естественно, душ не функционировал.
Особенность нашего двора состояла в том, что он являлся частью организации, в которой работали все жители нашего двора; двери из этой организации (Республиканская контора "Заготживсырье») непосредственно выходили в наш двор, в конце двора были гаражи и склады. Самый большой дом, состоящий из 4-х комнат с большой верандой и подвалом, в который вела со двора большая каменная лестница, занимал управляющий конторой Григорий Самойлович Канцепольский, высокий, худощавый с гордо посаженой седой головой и орлиным профилем, напоминавший артиста МХАТа Анатолия Кторова, только значительно выше ростом. Григорий Самойлович, так же, как мой отец, имел бронь и в Войне не участвовал, но его семнадцатилетний сын Эммануил ушел на фронт в самом начале войны и, пройдя всю войну, вернулся после небольшого ранения. Интересно, что его мать, Елизавета Ефимовна, говорила, что она очень переживала и волновалась за сына в период его пребывания на фронте в течение трех с половиной лет, но если бы ушел на фронт муж, она бы этого не пережила. Вот уж, действительно, неисповедимы пути твои, Господи! Редко встретишь такие мысли у еврейской мамы.
Возвращаясь в наш двор, не могу не вспомнить, что на ступеньках подвала Канцепольских работал жестянщик Кива, рыжий кудрявый еврей, отец двух таких же рыжих двойняшек-дочек, в сопровождении которых его жена Циля, такая же рыжая, ежедневно приносила ему обед. Делал Кива, в основном, водосточные трубы, листы для кровли и другие мелкие хозяственные вещи из жести. Где Кива жил и чьи заказы выполнял никто толком во дворе не знал.
К квартире Канцепольского примыкали квартиры бывшего управляющего Трубникова и заместителя моего отца Логинова, затем шла наша квартира, состоящая из двух небольших комнат, одна из которых проходная, и кухни. В дальнем конце двора жил шофер Илья Попов с женой Валей и тремя детьми. Семья очень спокойная, серьезная и порядочная; Илья много лет проработал водителем в "Заготживсырье»и был уважаем всеми, от управляющего до уборщицы.
Квартира, ранее состоящая из трех комнат, когда-то была разделена; в двух комнатах разместилась семья Бурнашевых, глава которой Ибрагим Халитович, до пенсии занимал какую-то руководящую должность в конторе, одну комнату занимала Верка (так ее все называли, хотя по - татарски ее звали Рукия) Ахмедзянова, работавшая в конторе уборщицей. Через весь двор, громко, она кричала соседке Лиде Лихтенштейн, пожилой еврейке, жившей вдвоем со взрослой дочерью в комнате на балхане (второй этаж): "Ли-и-да! Иди пер - тарой (первое-второе) кушать, а то астынет". Там же на балхане жил вернувшийся с фронта мой дядя Боря со своей семьей - женой Зиной, дочерью Ларисой и сыном Эмилем. Жили они вчетвером в десятиметровой комнате, в которой порядок всегда был идеальным, несмотря на тесноту. Вообще аккуратность и чистоплотность тети Зины иногда доходила до самоистязания - такой она была всю жизнь: когда жила в одной комнатке на балхане и потом, когда жила в большой трехкомнатной квартире с паркетными полами, современной мебелью, множеством хрусталя и дорогой красивой посуды.
На балхану вела крутая деревянная лестница с покосившимися перилами. Под балханой жила семья Гарибян: Арцив Барсегович, в прошлом артист балета оперного театра, а затем ветеринарный врач "Заготживсырье", его жена - Сарра Исааковна, цыганского типа красивая еврейка, одесситка, умная, хитрая и очень общительная женщина. Она нигде и никогда не работала, была в курсе всех дворовых разговоров и сплетен, которые нередко распространяла сама. Муж ее очень любил, иначе, чем Саррочка, не называл, но если ему нужно было что-то ей громко сказать в общественном месте, - трамвае, автобусе, среди незнакомых людей,- он стеснялся имени Сарра и называл ее Анжелочка, по имени их дочери. Остроумие Сарры Исааковны иногда "заносило»ее. Так, когда она поссорилась с соседкой Зиной, моей теткой, то двум своим свиньям, которых она содержала в кладовке в конце двора, она дала клички "Борька»и "Зинка»и несколько раз на день громко звала свиней этими кличками.
В углу двора жила Дуся Цуканова с 19 - 20 -летней дочерью Валей, златокудрой красавицей с великолепной фигурой, на которую бегали смотреть в летний душ все ребята нашего двора, проделав дырочку из соседней кабинки. Строгим нравом и "тяжелым»поведением Валя не отличалась, интерес к ней всей мужской половины нашего коммунального двора был повышенным. Даже мой семидесятилетний дед Соломон иногда поднимался на балхану к своему племяннику Боре и они долго и детально обсуждали Валины достоинства, и в шутку сетовали на возраст деда и болезнь дяди Бори.