Летом 1956 года произошел важный поворот в нашей судьбе – мы уехали в Ленинград, в академию, на факультет усовершенствования. Зачисление на факультет означало, что на Дальний Восток мы уже не вернёмся, нас перестанет отделять от близких это оглушительное расстояние в 10 тысяч километров. Мы радовались прежде всего тому, что предстоит два года прожить рядом с родителями.
...Мои родители занимали одну большую комнату в коммунальной квартире. Я делал всё, что мог, чтобы найти какое-нибудь пристанище для нашей семьи. Я вставал в 5 утра и отправлялся на поиск. Как раз в это время на улицах работали дворники. Считая, что они знают жильцов своих домов, я вступал с ними в переговоры. Но за две недели интенсивных поисков я так ничего и не нашёл. Пришлось остаться у родителей. Только при наших очень близких и тёплых отношениях можно было радоваться жизни в этих условиях. Длинная комната была разделена плотным занавесом на две части. В дальней, у окон, стояли постели родителей, в ближней – круглый обеденный стол, два кресла, диван. Леночка спала в импровизированной постели из двух сдвинутых кресел. Но с вечера её укладывали в постель родителей, а уж попозже перекладывали в кресла. А она не хотела ложиться на временное место и говорила: «Уже все дети спят в креслах, и я хочу тоже!» Наше бытие определяло ее сознание!
Так жили мы в тесноте, мире и согласии. Лялю удалось включить в группу врачей, проходящих усовершенствование на кафедре нервных болезней. Машенька пошла в школу, а Леночка на день оставалась с бабушкой. После работы все собирались у обеденного стола, делились дневными впечатлениями и получали громадное удовольствие от общения.
Через несколько месяцев подвернулся вариант обмена комнаты родителей на большую площадь – две большие смежные комнаты в прекрасном районе, у станции метро Владимирская. Этот дом при строительстве метро дал осадку и местами был укреплён деревянными подпорками. Центрального отопления не было. Но это нас не остановило. Стремление к разрядке, к простору взяло верх, и мы переехали в очередную коммунальную квартиру. Здесь обитало примерно столько же жильцов, сколько в предыдущей: 8 семейств, 25 человек. Но народ был попроще и много приятнее в общении, чем в предыдущей квартире. Там подобрался состав из мелких служащих, продавцов, секретарш, чувствующих свое превосходство над прочими и всегда готовых это подчеркнуть. Была даже одна проститутка, которую, правда, уравновешивала старушка-библиотекарша. Она приносила нам все литературные новинки. В чёрные месяцы 1952-53 годов, когда шло «дело врачей-убийц» и на крутом подъеме была волна антисемитизма, на общей кухне, когда туда выходила мама, начинались громкие разговоры о том, что скоро «их» выселят из больших городов. Обсуждали также, кому достанется комната родителей.
В новой квартире обитавший там пролетариат встретил нас несколько настороженно, так как мы явно отличались от них. Однако нормальные отношения наладились довольно быстро. Перелом наступил, когда мы предложили сломать громадную русскую печь, занимавшую четвертую часть кухни. Домоуправление, куда я обратился за разрешением, категорически в оном отказало, ничем отказ не мотивируя. Тогда мы предложили соседям убрать печь самовольно, без разрешения – восстанавливать её уже никто не заставит! Предложение было принято, и в ближайший выходной день работа закипела. На субботник вышло все население квартиры. Провозились довольно долго. Старинная печь была сложена очень добротно. Во двор было вынесено громадное количество носилок и ведер с кирпичом, глиной и кафелем. Но к концу дня на месте уничтоженной печи блестели доски нового пола, который профессионально уложил сосед—столяр-краснодеревщик. Женщины тщательно вымыли и убрали кухню, на появившуюся новую площадь была передвинута часть кухонных столиков, ранее стоявших в тесноте, и кухонная жизнь продолжилась на новом, более высоком уровне. А со столяром я впоследствии подружился. Он оказался заядлым рыбаком. На Финском заливе в районе Комарово у него была им самим построенная лодка. Лодка была тяжёлой и тихоходной, но хорошо „держала волну“. Под руководством Григория Ильича я осваивал премудрости рыбалки на заливе. Он хорошо знал рельеф дна в районе рыбалки и безошибочно, ориентируясь по береговым строениям и деревьям, выводил лодку на одну из каменных гряд, где обычно держалась рыба.
Свободное копирование
