Искусство художественного чтения переросло рамки концертов. Мастера художественного слова делают цельные программы идейной насыщенности и большого культурно-воспитательного значения.
Пока что программа и репертуар мастера художественного чтения — это вопрос личной инициативы. Все это рождают и создают у себя на дому, каждый на свой лад. Чтец приносит готовую программу на суд концертных организаций, она может быть принята, может быть отвергнута — в этом случае вся работа была проделана впустую. А между тем создание каждой программы — процесс чрезвычайно трудоемкий, сложный, а мы, чтецы, — народ нерасчетливый, расточительно растрачивающий свои силы. Мы ищем, копаем, читаем, увлекаемся и заучиваем огромное количество художественных произведений, не зная, оправдает ли себя этот сизифов труд, услышит ли нас зритель. Множество заготовок, никогда не увидавших рампы, остается в памяти чтеца, в его "кладовых".
Выпустив, например, два вечера "Онегина", я пришел к выводу, что программу нужно свести к одному вечеру. Это была уступка чисто организационного характера. Работы двухсерийных выпусков (первый и второй вечера подряд или через некоторый промежуток), с точки зрения хозяйственных организаций, считались затруднительными.
Я мечтал поднять "Мертвые души" так, чтобы шли пять-шесть вечеров, но я знал, что подобного рода работа ляжет на полку. Брать же и строить программу на два часа по отношению к такому большому произведению, как "Мертвые души", мне казалось неинтересным и неверным.
Вскоре, впрочем, появились "Мертвые души" в исполнении Антона Исааковича Шварца. Я это принял как некоторую разгрузку для себя, ибо не сделанное давит. Антон Исаакович выполнил наш долг. Можно сказать, по Маяковскому: мы в долгу перед многими гениальными произведениями русской литературы. Огромные пласты чернозема еще не подняты. Они ждут мастера слова.
Часто, когда хотят похвалить, слышишь: "Вы очень просто читаете". Хочется сказать, что такое "простое чтение", видимо, доступное и убеждающее, складывается из очень многих элементов. Это итог сложного творческого процесса, ведущего к одной цели: воплощению художественного произведения в звучащей речи.
Искусству художественного чтения предстоит большое будущее. Оно будет расти и развиваться уже в силу такого вошедшего в нашу жизнь серьезного фактора, как радио. С открытием радио литература начинает звучать.
Стихи, проза, газета приобретают новое качество, звучащее слово входит в обиход. Меня могут слушать в один и тот же час в Москве и на Сахалине, то есть по всей стране.
В. Маяковский в своей статье "Расширение словесной базы" писал: "Книга не уничтожит трибуны... Трибуну, эстраду — продолжит, расширит радио. Радио — вот дальнейшее (одно из) продвижение слова, лозунга, поэзии. Поэзия перестала быть только тем, что видимо глазами. Революция дала слышимое слово, слышимую поэзию. Счастье небольшого кружка слушавших Пушкина сегодня привалило всему миру...
"Жизнь искусства", сравнивая кинокартину "Поэт и царь" с литмонтажом Яхонтова "Пушкин", отдает предпочтение Яхонтову. Это радостная писателям весть: дешевое слово, просто произносимое, слово побило дорогое и оборудованнейшее киноискусство".
В. Маяковский, сам — это общеизвестно — великолепно читавший свои стихи, один из первых отметил значение "просто" произносимого слова, рождение "литературы слышимой", нового, большого искусства — искусства художественного чтения.
В оценке "вы просто читаете", которую нам часто приходилось слышать, видимо, скрывается полное удовлетворение исполнением. Но что подразумевается под этим? Вероятно, слияние формы и содержания, удовлетворение именно этой стороной дела. Почему же высшей оценкой является "простое чтение"? В данном случае, надо полагать, подразумевается и техническое совершенство, при котором не видно труда, пота, утомления, когда кажется, что так может каждый, даже профессионально не подготовленный человек.
Достигнуть такой "простоты", об этом знают все мои коллеги, не так просто. Это дается нелегко. К такому результату приходишь с годами, порой десятилетиями практической работы. Оценке "вы просто читаете" можно дать более точное определение: мастерство, то есть некая сумма профессиональных качеств.
Ускорить процесс становления можно правильно налаженной и непрерываемой работой. Чем больше усилия, тем скорее приходит умение. Общее развитие аппарата: техника речи, сознательная работа над звуком, отшлифовка и тренировка голосовых данных — все это приводит к мастерству. Шлифует речь не чтение текста вслух, а те творческие задачи, какие попутно решает исполнитель, работая над художественным произведением. В процессе практической работы я понял, что подойти к текущей литературе можно только через классику — это та школа, без которой нельзя достигнуть мастерства. Стиль автора воспитывает речь, облагораживает ее, обогащает интонационные краски, повышает исполнительскую технику. Большие писатели — Пушкин, Гоголь, Толстой, Чехов, каждый по-своему, учат исполнителя, обогащая его интонационную, речевую палитру. Разнообразя репертуар, обозревая стили, пробуя на звук, исполнитель расширяет свой диапазон, повышает свое мастерство. Таким образом, школа не прекращается, она продолжается на протяжении всего творческого пути. Это представляется мне необходимым, ибо, не преодолевая новых, более сложных задач, останавливаешься, отстаешь.
В театре существует зависимость от элементов, сумма которых приводит актера к высшей ступени мастерства. На актера работают художник, бутафор, портной, осветитель, рабочий сцены, у него тридцать три няньки — и все чудеса техники. Актера обслуживает целая армия незаметных тружеников, они готовят его к выходу. В театре, как на корабле, существует определенный распорядок и чувство коллективной ответственности.
Если бы задали мне вопрос, каков же наш корабль и чем он отличается от корабля, оснащенного так, как я только что сообщил, я бы ответил: наш корабль если и существует, то лишь в зачаточном состоянии, в стихийном росте. В этом, если хотите, наше счастье, ибо нет проторенных дорог, и законы создаются в процессе движения вперед.
Свободное копирование
