Но вернусь к сути повествования.
Итак, с развитием гласности и перестройки в печати и по телевидению все чаще стали появляться очень острые материалы по сжигающему меня крестьянскому вопросу. Вдруг реабилитировали слова: кулак, частник, арендатор. И уже пролились с голубых экранов мне бальзамом на душу фильмы А. Стреляного про архангельского мужика, первого в стране крестьянина-арендатора. И уже официально было признано ошибочным раскулачивание 30-х (слышать бы это моему дедушке Василию Кирилловичу!), пошли пересуды-разговоры о многоукладности в сельском хозяйстве.
И вот — заныли, зашевелились во мне вековые крестьянские корешки. И так меня потянуло к земле, к крестьянской работе — сил нет! Лежишь, бывало, бессонной ночью, мелешь-перемалываешь внутри себя все, что касается этого вопроса, и выхода, кажется, нет.
Читая это, кто-то усмехнется: эка проблема! Шел бы работать в совхоз, у них с кадрами вековечная острота. Вот там и накрестьянствуешься досыта.
Но, понятное дело, совхоз мне не подходил, мне хотелось самостоятельности, и желательно — полной. Только кто мне даст землю, где взять технику, без которой всерьез на земле делать нечего?
А события в стране между тем разворачивались все стремительнее. Слышу: внедряется семейный подряд в сельском хозяйстве, разрешается арендаторство. Это уже кое-что! Это уже не полная зависимость от совхоза (хотя очень скоро убедился на собственном опыте: зависимость, да еще какая!).