Моя двойная жизнь - 92

Наш экипаж мгновенно запрягли, и мы снова двинулись в путь. Жеребенок повеселел. Он бил копытом, тихонько ржал и шагал довольно резво.

Наши гадкие хозяева показали нам дорогу, которая вела в Сен-Кентен, и мы отправились туда после нескольких безуспешных попыток нашего бедного жеребенка остановиться.

Полумертвая от усталости, я заснула. Но не прошло и часа, как экипаж наш вдруг резко остановился, несчастное животное фыркало, упираясь копытами и дрожа всем телом.

День выдался пасмурный. Набухшее слезами низкое небо, казалось, медленно надвигается на землю. Мы стояли посреди поля, распаханного из конца в конец тяжелыми колесами пушек. Остальная земля была утоптана лошадиными копытами. Земляные борозды затвердели от холода, кое-где сквозь пелену тумана мрачно поблескивал лед.

Мы вышли из экипажа, желая понять, что испугало нашего детеныша. Я в ужасе закричала. В пяти метрах от нас собаки яростно рвали на части труп, половина которого пока еще была скрыта землей.

К счастью, это был вражеский солдат. Взяв из рук нашего юного возницы хлыст, я попыталась разогнать мерзких тварей, на мгновенье они отошли, скалясь и глухо ворча на нас, но вскоре снова вернулись, чтобы продолжить свое гнусное грязное дело.

Мальчик спустился на землю и, держа в руках поводья, повел упирающегося жеребенка. Пробирались мы с трудом, пытаясь отыскать дорогу средь этих опустошенных равнин.

Надвигалась ночь, стало нестерпимо холодно. Слегка раздвинув сумрачную завесу, показалась луна, залив окрестности мертвенным, скорбным светом.

Я умирала от страха. Мне чудилось, будто царившую вокруг тишину наполняют зовы из-под земли. В каждой кочке мне мерещилась чья-то голова. Субиз плакала, закрыв лицо руками.

Прошло с полчаса, и мы заметили вдалеке маленькую группу людей с фонарями в руках. Я пошла к ним навстречу, чтобы разузнать о дороге. Но, подойдя поближе, остановилась в смущении: до нас доносились рыдания.

Я увидела довольно толстую женщину, несчастную поддерживал молодой священник. Все ее тело содрогалось от горестных рыданий. За ней следовали два унтер-офицера и еще три человека.

Пропустив женщину, я спросила, в чем дело, у тех, кто шел за ней. От них я узнала, что она разыскивает мужа и сына, убитых несколько дней назад в долинах Сен-Кентена.

Она приходила сюда ежедневно с наступлением ночи, чтобы не привлекать внимания любопытных. Но поиски ее до сих пор не увенчались успехом. Однако на этот раз появилась надежда, так как один из унтер-офицеров, только что вышедший из госпиталя, обещал проводить их на то место, где, он видел, упал, смертельно раненный, муж бедной женщины, — проводить туда, где упал он сам и где его подобрали санитары.

Я поблагодарила этих людей, указавших мне печальную дорогу, по которой нам предстояло ехать, наилучшую из тех, что пролегали по этому еще не остывшему под ледяным покровом кладбищу.

Теперь мы со всех сторон различали группы людей, искавших своих близких. Это было до жути страшно.

Внезапно мальчик, правивший экипажем, потянул меня за рукав пальто.

— Ах, мадам! Поглядите на этого мерзавца!

Я взглянула в ту сторону, куда он показывал, и увидела распластавшегося на земле мужчину, а рядом с ним — большой мешок. В руках он держал потайной фонарь, свет от которого направлял на землю. Время от времени он поднимался, оглядывался по сторонам — силуэт его четко вырисовывался на горизонте — и снова принимался за работу.

Заметив нас, он погасил фонарь и приник к земле. Мы молча направились к нему. Я взяла жеребенка за уздечку с одной стороны, а мальчик послушно шел с другой, уловив, видимо, мою мысль. Я шагала в сторону мужчины, делая вид, будто не замечаю его.

Жеребенок упирался, но мы тянули его, заставляя продвигаться вперед. Мы уже подошли совсем близко, и я задрожала при мысли, что этот несчастный, возможно, скорее даст наехать на себя легкому экипажу, чем обнаружит свое присутствие.

Но, к счастью, я ошибалась. Послышался приглушенный шепот:

— Эй, осторожнее! Я ранен! Вы меня раздавите!

Тогда я сняла с кабриолета фонарь (мы накрыли его жакетом, так как луна светила ярче, чем этот фонарь) и направила его свет в лицо презренному человеку.

Я поразилась: это был мужчина лет шестидесяти пяти — семидесяти с изможденным лицом, обрамленным длинными бакенбардами, грязными и седыми; на шее — шарф, к которому был прикреплен темный плащ. Лунный свет притягивали к себе портупеи, медные пуговицы, рукоятки сабель и прочие предметы, которые собрал мерзкий старец, сняв все это с бедных мертвецов.

— Вы не раненый, вы — вор! Самый настоящий мародер! Сейчас я позову людей, чтобы из вас сделали мертвеца! Слышите, гнусный негодяй!

Я подошла к нему так близко, что чувствовала на себе его нечистое дыхание.

Встав на колени и сложив с мольбой свои преступные руки, он стал просить меня о пощаде, в его дрожащем голоске слышались слезы.

— Бросьте ваш мешок и все эти вещи, выньте все из карманов, оставьте все и уходите! Ступайте прочь, да поживее! Когда вы скроетесь из виду, я позову солдат, которые разыскивают погибших, и отдам им вашу добычу. Хотя чувствую, что поступаю дурно, не выдавая вас.

Жалобно причитая, он вынул все из карманов.

Старик уже собирался уходить, когда мальчишка шепнул мне на ухо:

— Он прячет под плащом башмаки…

Меня охватила неудержимая ярость против этого гнусного вора. Я сорвала с него широкий плащ.

— Бросьте, сейчас же все бросьте, несчастный вы человек, или я позову на помощь!

Шесть пар башмаков, снятых с убитых, с шумом упали на затвердевшую, мерзлую землю.

Мужчина нагнулся, чтобы поднять револьвер, который он вытащил из кармана вместе с ворованными вещами.

— Прошу вас оставить это и как можно скорее исчезнуть, терпению моему приходит конец!

— Но если меня поймают, мне нечем будет защищаться! — простонал он в бессильной ярости.

— Значит, Господу Богу так было угодно! Ступайте прочь, или я позову людей!

Мужчина бросился бежать, ругая меня на чем свет стоит.

Маленький возчик пошел звать солдата, которому я рассказала о случившемся, показав краденые вещи.

— О, я за ним не побегу, здесь так много мертвых!

Мы продолжали наш путь, пока не добрались до маленького перекрестка, где можно было выбрать более или менее сносную дорогу.