Зато месяц сентябрь, едва увидев свет, испытывал на себе проклятье. Его первый воинственный клич был задушен грубой и подлой рукой судьбы. Сто тысяч солдат, сто тысяч французов должны были капитулировать. А французскому императору пришлось сдаться королю Пруссии.
Ах, этот крик боли, крик ярости, исторгнутый у целой нации! Никто не в силах забыть его.
1 сентября около десяти часов утра Клод, мой управляющий, постучал ко мне в дверь. Я не спала.
Он вручил мне копии первых депеш: «Битва при Седане началась. Мак-Магон ранен» — и так далее.
— Ах, умоляю вас! — попросила я. — Подите снова туда и, как только появится новая депеша, принесите ее мне. Я предчувствую нечто невероятное, великое! Что-то должно случиться. Мы столько выстрадали за этот месяц, что теперь надо ждать чего-то хорошего, прекрасного, ведь на весах Господа Бога радость уравновешивает печаль Ступайте, мой славный Клод, ступайте.
И я заснула, уповая на лучшее. Я так устала, что проспала до часу. Когда я проснулась, у моей кровати сидела горничная Фелиси, самая прелестная девушка, какую только можно вообразить себе. Ее хорошенькое личико и огромные черные глаза выражали такую тоску, что сердце мое едва не перестало биться. Я в тревоге смотрела на нее; она протянула мне депешу, вернее, копию: «Император Наполеон III капитулировал». Кровь бросилась мне в лицо, а легкие мои были чересчур слабы, чтобы справиться с таким приливом, я уронила голову на подушку, и кровь, вырвавшаяся вместе со стоном откуда-то из глубин моего существа, застыла на губах.
Три дня я находилась между жизнью и смертью. Доктор Лёде послал за другом моего отца, судовладельцем по имени Монуар. Тот примчался вместе со своей молодой женой, тоже очень больной; несмотря на свой свежий вид, она была больнее меня и через полгода умерла.
Благодаря их участию и неустанным заботам доктора Лёде я осталась живой после пережитого кризиса.