Между тем война открылась со шведом со всей яростию раздраженной Екатерины. Гвардия стояла недалеко от Петербурга для прикрытия военных действий и составляла резерв. Полевые войска двинулись до границы, выгнали шведа из Нейшлота и начали поражать его слегка, но флот значительной победой прикрепил счастие к оружию российскому. Адмирал Грейг вышел в море, дал славную баталию шведским кораблям 6 июля, разбил их, прогнал с места и взял в полон самого адмирала их графа Вахтмейстера с родным его братом. Мы сами на сем сраженье потеряли один корабль. Он взорван, и экипаж его взят в плен. Между офицерами, служившими на нем, был и брат родной жены моей Федор, обучавшийся в Морском кадетском корпусе. Молодой этот человек семнадцати лет, по особенному благоволению великого князя, за хороший успех в науках и за выдержанный экзамен был выпущен в тот год в прошедшем марте в мичманы во флот до урочных лет, коих он только двумя месяцами не достиг, и едва успел взойтить на корабль, поприще, предопределенное ему по жребию судьбы, как уже взят в плен, лишен свободы и, не ознакомясь еще с народом русским, должен был уже приноравливаться к обычаям иноплеменным в стране, воюющей с отечеством его. Тяжкая судьба в таком нежном возрасте! Узнав о сем, жена была тронута до слез, хотя вовсе его почти не знала, но одно имя брата уже привлекало к судьбе его все ее участие.
В то же сражение лишился я и того молодого Долгорукова, с которым вместе жил в полку и о котором писано в 85-м годе. Он был свычен со мною и хороший мне приятель. Загорелось ретиво сердце! Он попросился волонтером во флот. Екатерина приказала уволить, и там пушечное ядро отправило его в вечность хвастаться подвигом своим бессмертным теням его предшественников.
Шведские пленники, два брата Вахтмейстеры, по изволению государыни привезены в Москву на житье до замирения. Столица приняла их с восторгом победы. Тщеславная Москва стала тратить свои деньги на праздники для них. Сперва их ласкали, звали повсюду, а потом начали делать им разные ругательства. Появились на их счет стишки. Желая обратить в насмешку стремление наших дам, везде гонявшихся за шведами, из которых адмирал был человек молодой еще и мужчина прекрасный, обратили острые шутки и на их собственное лицо. Вольность сего рода стала доходить до неблагопристойности, и Екатерина, чтоб усмирить Москву, приказала их отправить в Калугу, откуда они вскоре отпущены были на честное слово в свою землю. Меньшой брат, адмирал, был один из любимцев королевских, и оба они старинного знатного дому. В публике видая их нечаянно, и я с ними познакомился. Адмирал казался вертопрашен, старший брат его, капитан корабля, степеннее себя вел и меньше занимал Москву. Я с ним познакомился слегка, он посетил нас раза с два, и мы от визитов его получили ту пользу, что могли переписываться через него с пленным братом жены моей. Они обещали нам писать об нем и рекомендовать его особенному покровительству тех начальств, в ведомстве коих он находился, что и исполнили, как после оказалось из событий. В память тому времени и московских дурачеств оставлю здесь один куплет из лучших стихов, которые бегали по публике, и ими кончу речь о достопримечательном пребывании в столице шведских пленников:
Солнце к западу стремится,
Тьма карет в воксал катится,
У всех слышен один тон:
Здесь ли, здесь ли, здесь ли он?
Свободное копирование
