Бедная моя жена, с трудом уже двигаясь по комнатам, хотя и приезжала со мною в Гатчины для спектакля, но принуждена была сидеть в партере и бить в ладоши другим. Мимоходом оставлю здесь в памяти два случая, очень мелкие по себе, но означающие характер человеческий и потому заслуживающие, чтоб об них сказать нечто.
В самое жаркое время моей игры, когда я один на сцене пел очень чувствительную арию, нечаянно порвалась нитка в погоне на плече, и посыпались с меня крупные жемчуги как град. Я весь был в роле и конечно бы этого не заметил, но великая княгиня, не снимавшая глаз с своих вещей, тотчас увидела урон их и не могла воздержаться, чтоб не вскрикнуть: "Ах!" -- при[в]ставши с своего места. Это меня привело в смущение, и я с трудом мог опять войтить в свой театральный характер. Слава Богу, однако, ничего не пропало. После спектакля велено было подмести театр со всякой осторожностию, и назавтра великая княгиня изволила сама рассказывать с удовольствием, изображающимся в каждой черте ее лица, что в пыли найдено всяких вещиц ценою на четыре тысячи.
Другой анекдот столько же замечательный. Как скоро мы отыграли, то, не доверяя нам бриллиантов ни на одну минуту, сам камердинер г. Кутайсов водил нас в гардероб великого князя и там поштучно снял с меня все вещи, вместе с одежей, ибо суконную отдали нам, а шелковую тут же отобрали, и первую я доныне храню между своими редкостьми. На сии два случая я не смею никаких сделать примечаний, но догадливый меня уже предупредил и понял мои мысли.
Свободное копирование
