Несмотря на все запрещении, молва пошла по городу, что я женюсь на Смирной и что дело это кончено. В первый бал у их высочеств многие меня поздравляли. Сама великая княгиня изволила, подойдя ко мне, спросить довольно громко: "Où est votre promise?" {Где ваша суженая? (фр.)} Кто ближе стоял, тот за весточку рассказал это с нетерпением другому, другой третьему, и секрет вышел наружу прежде, нежели этикет был исполнен. В больших городах самый ничтожный и обыкновенный случай в несколько дней по всем домам промчится и занимает всех, пока последует другой, поновее.
Теща моя жила смиренно в своем углу, называемом Подзолово, в трех верстах от большого почтового яма на Петербургской дороге, села Медного, и никак не ожидала моего курьера. Разумеется, что с большим восхищением старушка прислала свое благословение дочери, которую с младенчества, отдав на руки двору, в глаза не видала. Я получил ее письмо очень скоро и тотчас доставил невесте. Кончились все перешепоты и сплетни. На другой же день, именно 17 генваря, объявлена помолвка наша публично. После обедни во дворце в обыкновенный выход их высочеств, к которому все чины города съезжались точно так же, как и при государыне, я представлялся, по этикету придворному, благодарить их высочества за дозволение их воспитаннице выйтить за меня и был допущен к руке великого князя и великой княгини вместе с родственниками моими, съехавшимися для исправления сего обряда. Эта минута была торжественнейшая в жизни моей. Все меня обнимали, все поздравляли, угождая великому князю и видя, что я удостоен особенной его милости. Всякий из придворных подлипал увивался около меня, как муха около сыропу. Стыдно сказать, но не потаю, что некоторые из моих сродников, не принимавшие доселе никакого во мне участия, придирались в этот раз к родству со мной, чтоб иметь лишний случай быть у руки их высочеств и обратить на себя хоть минутное замечание. После всех церемоний придворных я тут же, в покоях царских, представил мою невесту ближайшим моим родным и поражен был новой картиной. Дядя барон Строганов, сей жарчайший антагонист моего супружества, видя, что дело сделано, и стараясь загладить суровое свое упорство, которое не могло не быть известно и их высочествам, обошелся с невестой моей прекрасно, обласкал ее, как дочь, обещая принять нас в свое непосредственное покровительство. На его оборот глядя, и прочие мои родственники умилосердились. Все перестали гневаться, и дело вошло в благопристойный порядок. Судя по общему обхождению со мной господ придворных, можно было подумать, что я нечто превосходное и совсем не тот мальчик, который, стоя на кафедре в Университете, выпрашивал внимание к своим трудам и способностям. Напротив, я тот же был юноша, но положение мое переменилось. Все относительно в мире. Не будь моя невеста у двора, я уверен, что многие из тех, кои только что по пятам за мною не ходили, не узнали бы, что я и женюсь. Все сии суетные почести, кои разливались на меня и воздымали мое тщеславное самолюбие, принадлежали двору. Без него я бы погас наряду с другими в сумерках вечных.
В тот же самый день я подарил невесту перстнем бриллиантовым в один камень, а после обеда дядьи мои барон и граф Строгановы, приехавши к ней в комнаты генеральши Ливен, вручили от имени родителей моих на благословение богатый образ и дары их, состоящие в бриллиантовых старинных браслетах от матушки и нескольких нитках жемчугу от батюшки. Отправя сии обряды, я занялся посылкой нарочного в Москву с уведомлением, что помолвка моя у двора объявлена. С ним посланы рекомендательные письма невесты моей к отцу моему и матери, и велено тому же нарочному завезти по пути к теще мое рекомендательное письмо с невестиным вместе. Потом ездил я сам ко всем находившимся в Петербурге моим родственникам с объявлением о помолвке моей, и все они на другой же день были у невесты моей с визитом, которая принимала их в покоях генеральши Ливен. Дни два спустя невеста моя, с дозволения великой княгини, сопровождаемая г-жой Бенкендорф, ездила с визитом ко всем моим родным и к первым двум классам рекомендоваться.
Свободное копирование
