15 января.
Закончил набоковский «Дар». Тянул чтение бесконечно. Откладывал, оттягивал расставанье, как в любви, в первой, безумной, которая кажется единственной. Хочется всю книгу переписать своими руками от первой до последней страницы.
Стр.197. «…Отчего это в России все сделалось таким плохоньким, корявым, серым, как она могла так оболваниться и притупиться? Или в старом стремлении «к свету» таится роковой порок, который по мере естественного продвижения к цели становится все виднее, пока не обнаружилось, что этот «свет» горит в окне тюремного надзирателя, только и всего? Когда началась эта странная зависимость между обострением жажды и замутнением источника? В сороковых годах? В шестидесятых? И «что делать» теперь? Не следует ли раз навсегда отказаться от тоски по родине, от всякой родины, кроме той, которая со мной, во мне, пристала как серебро морского песка к коже подошв, живет в глазах, в крови, придает глубину и даль заднему плану каждой жизненной надежды? Когда-нибудь, оторвавшись от писания, я посмотрю в окно и увижу русскую осень» — так говорит герой романа «Дар» Годунов-Чердынцев, русский эмигрант в Германии, писатель, перебивающийся грошовыми уроками иностранных языков.