21 октября
Дело № 4691 отыскали с трудом. Оно, за истечением срока давности, уже предназначалось к уничтожению... Вчера, запутавшись на ташкентских улицах, вошел во двор Министерства внутренних дел с заднего двора и был свидетелем занятной сцены. Толпа сотрудников в мундирах и без стояла у какого-то ларька с жадным, нескрываемым интересом глядя, как молодые люди таскают туда бараньи туши. У всех в руках были авоськи, газеты. Предстояла распродажа мяса. Своеобразная форма снабжения, принятая в закрытых учреждениях — тайная, только для своих, выдача дефицитных (а что не дефицитно?) продуктов по удешевленным ценам. Зав.архивом долго потом возилась в углу канцелярии, укладывая и перекладывая свой паек. Подкармливая, так сказать, в чистом виде...
Заведующая архивом — пожилая женщина с грубым, жестким лицом и неизменной папироской в губах. Вызванная своим начальником в кабинет, она пахнула на нас запахом мочи и дыма и попыталась изобразить на своей физиономии радушную улыбку. Так как я «свой», она откровенничает. Полистав дело и увидев, что жену проф. Михайловского судила тройка, заведующая архива с сожалением вздыхает — надо бы опять восстановить тройки, это укрепило бы дисциплину, Поясняет: в 20-30 годы «серьезные» дела судам не доверяли, ОГПУ все решал сам. Ее представления о законности (она лет тридцать в «органах») носят поистине младенческий характер. Сама маленький чиновник, она третирует милиционеров, приезжающих к ней за «делами», зато со старшими более чем заискивает. И вот ей и дают мясо...
Но мне не до ее болтовни: я весь в Деле № 4691, в толстенных папках. Обвиняемых четверо. В убийстве проф. Михайловского обвиняются его жена Е С. Гайдебурова-Михайловская, ее мать Гайдебурова А.М., какой-то Елкин В.С. и Войно- Ясенецкий В.Ф. Начато дело 21 апреля 1930 года.
Начало чистой воды детективный роман. 5 августа 1929 года следователь сообщил дежурному милиции второго района г. Ташкента о самоубийстве, которое произошло по 2-й Кладбищенской улице в доме 45. Профессор среднеазиатского государственного университета Иван Петрович Михайловский застрелился из пистолета Смит Вессон № 211906 у себя в квартире. А далее допросы, 52-х летний профессор был женат вторым браком на своей студентке 23-х лет Екатерине Гайдебуровой. Он долго домогался этого брака, она вышла замуж по явному расчету. Брак оказался нежизнеспособным. Профессор, очевидно, не смог привлечь к себе супругу. Она бегает ночевать к отцу и матери, ссылаясь на болезнь матери. Муж ревнует, угрожает самоубийством. Похоже, что он не совсем нормален. Разговор о самоубийстве поднимал он еще тогда, когда ухаживал за своей будущей женой. Многие свидетели (в том числе оставленная им первая жена) говорят, что он пытался покончить жизнь самоубийством уже и прежде. Симпатии убитый не вызывает. Имеет деньжонки, строит дом, он одет дурно, скуп. Странная история с умершим сыном Игорем, которого отец месяцами не хоронил, а пытался оживлять, держал в своем кабинете. Сотрудники Михайловского пытаются изобразить его большим ученым. Переливание крови, которым он занимался (переливание крови прижизненно у отравленных собак) ничего особенно значительного не представляло и тогда.
Моральный облик Михайловского тоже сомнителен. Он требует венчания с Екатериной Сергеевной в церкви, но в то же время, в разговорах с партийцами подчеркивает свой атеизм. По рассказам одного из своих партийных соседей проявлял подчеркнутую лояльность политическую. Во время событий на КВЖД предлагал (в беседе) заманить белогвардейцев километров на 200 и уничтожить. Не хочет ехать в США, куда его командируют в лаборатории. «Не поеду к этим американским тузам» и т.д. Личность в психическом и политическом отношении сомнительная. Думаю (и это видится из всего дела), что был он ранним климактериком, импотентом. Но следователь явно пытается сделать из него большого ученого, погибшего от руки… Завтра узнаем, от чьей руки. Сегодня читал «Дело» в помещении Архива МВД с 3 до 7 вечера.
Вечером был в гостях у ученого-биолога Евгении Николаевны Штернгольд, ученицы и сотрудницы моего героя, ученого-эпидемиолога Ходукина Н.И. Она рассказала, как в 1952 г., когда тогдашняя дирекция Ташкентского Института вакцин и сывороток получила устный приказ выгнать сотрудников-евреев, Н.И. Ходукин говорил ей и Марии Зальмановне Лейтман:
— В истории нашей страны было немало темных периодов, они проходили, пройдет и этот. Заявления об уходе не подавайте. Если выгонят вас, уйду и я.
Когда же по радио передали, наконец, что врачи-отравители уже не отравители (март 1953 г.), проф. Ходукин, войдя в вестибюль института, где сотрудники обсуждали это сообщение, воскликнул:
— Наконец-то я могу спокойно вздохнуть и, не стыдясь почувствовать себя русским профессором.
Свободное копирование
