У нас на этаже поселилось живое чудо: вдали от дома маленький жёлтенький комочек цыплёнок Федя был символом той малой родины, о которой я уже очень скучала. Откуда он взялся, не знаю. Но всегда бегал по этажу за чьими-нибудь идущими ногами. Ты идёшь, а он за тобой семенит, пищит, просит есть. Наверное, думал, что это наседка такая большая. Сколько помню, он там весь месяц пищал.
Как-то часа в два ночи я проснулась от воя сирены «скорой помощи». В Калаче таких звуков тогда не было. Меня эта душераздирающая сирена повергла в такую безысходность... Моё воображение рисовало картину очень печальную и трагическую.
«…Здесь я – пессимистка. Здесь я думаю о смерти как о чём-то вполне приличном. Я не боюсь умереть. Мысли о самоубийстве не раз приходили мне в голову…».
Однажды в общежитии ночью, пройдя длинный-предлинный коридор и зайдя в туалет, я увидела, что из кабинки снизу торчат чьи-то ноги. При этом стояла мёртвая тишина. Ноги были девичьи, поскольку туалет был женский. Мне стало жутко. Я подумала, что это труп. Побежала в комнату, привела кого-то. Кое-как мы открыли эту кабинку. Там, в обнимку с унитазом, лежала молодая девушка, может всего на год меня старше. Это было зрелище не для моих нервов. Оказалось, что просто эта пьяная молодая свинья заснула на месте действия. И опять меня повергло в тяжкие раздумья это происшествие. Я могу сказать, что я росла в простой семье, совсем не кисейной барышней. Но такого зрелища и в дурном сне нельзя было представить. Девушка, пьяная, почти без сознания. Как-то её дотащили до комнаты её подружки.
И опять отчаяние овладело мной. Я, всегда боящаяся высоты, здесь ничего не боялась. Садилась на подоконник четвёртого этажа, свешивала ноги на улицу и болтала ими отчаянно. Могла и встать во весь рост в проёме открытого окна. Какая-то мимо проходящая женщина не выдержала:
– Ты смотри, что она творит! Она же может свалиться и разбиться, – сказала она достаточно громко сама себе.
А мне и вправду хотелось полетать. Слава Богу, в этот момент меня позвала Света Вараксо идти в китайский скверик. О, эта добрая моя Варакушка! Она была на два года меня старше, но мы с ней так сдружились, так понимали друг друга, такое тонкое с добрым юмором общение я имела с этой девушкой из Старицы. Я обожала, когда Света брала гитару и звонким сильным голоском пела:
Снова сумерек настала тень:
Толи ночь, толи день…
Или как божественно пела она Есенина:
Клён ты мой опавший,
Клён заиндевелый.
Что стоишь, качаясь,
Под метелью белой.
Свободное копирование
