Женился.
Женился на Валентине Ксаверьевне Фастович. Отец мамы Ксаверий Иосифович был одним из сыновей помещика Иосифа Фастовича. Поместье было в Загорье рядом с Логойском. Пока были живы старожилы, это место до недавнего времени звалось "Фастовщина". Иосиф Фастович арендовал землю у графа Тышкевича.
Скончался он в 1901-году на 64-м году жизни и похоронен на католическом кладбище в Логойске.
Сохранился металлический крест на могиле прапрапрадедушки моих внуков - Захара, Жени и Вали. В той же ограде похоронен и Петр Иосифович с женой, которые скончались в 1920 году. Опеку над их детьми взял на себя Казимир.
Лет через 10 – 15 после написания этих строк, в 2006 году мне с внуком Захаром довелось побывать в Минске. Мы посетили могилу Иосифа Фастовича, а потом старший сын моего двоюродного брата Павла – Саша, пользуясь картой и расспросами, довез нас до Загорья.
Ну, что тут скажешь – прямо промысел Божий, мы остановились спросить о дороге рядом с женщиной, которая, опираясь на палку, везла на тележке воду от колонки к дому. Именно в это время ей надо было выйти из дома, именно к ней мы обратились, а она как будто жила и ждала, кому передать эстафетную палочку памяти о Фастовичах. «Вот это место, за тем крайним домом, – Фастовщина. Там стоял дом, сад, еще недавно было дерево, теперь уж все пропало. Очень добрая была пани. Вот здесь жил, который за свиньями ухаживал, вот здесь, который за лошадьми смотрел». Очевидно, в детстве ей рассказывали, а она до нас донесла эти свидетельства жизни наших предков. «Когда дочь работника выходила замуж, ей хозяин в приданное дал лошадь и горшок для варки. А ее в дом мужа не приняли, потому как они по любви, а не по сговору родителей, и сын пошел служить к хозяину. Очень добрая была пани. Вы не знаете, как ее звали? Помянуть бы ее, да и я не знаю».
Далеко осталось то время и только чуть слышен затухающий в десятилетиях звон прощания с уходящим временем
. Саша сказал, что я ему (и самому себе) подарок сделал, наведя его на Фастовщину, где жили перед замужеством наши с Павлом мамы. Где они гуляли по саду, ходили в гости.
Когда началась коллективизация, молодежь с хуторов извлекали, обвиняя во вредительстве, и ссылали, а моего двоюродного дядю, – Юзефа Петровича расстреляли.
Другой сын Петра Иосифовича – Мечислава, который в Минске учился в строительном техникуме, и работал, как и многих других отправили в Сибирь.
Отбыв заключение, Мечислав поселился в Новосибирске, где завершил образование в строительном институте. Этот же институт окончила и работала проектировщиком его дочь – Стэлия, моя троюродная сестра. Узнать и рассказать о типичной судьбе хуторской молодежи позволил мне мой троюродный брат Валентин Иванович Фастович, который узнал обо мне, наткнувшись в Москве на первое издание этой книги. Рассказал он и о себе. Его отец – Иван Петрович вместе с опекуном – Казимиром был выслан в Котлас, а с 36 года после освобождения, в качестве спецпереселенца работал плотником в поселке Конвейер на одном из островов Архангельска.
В 42 г. его взяли в армию и в том же году он погиб. Его имя высечено на Пискаревском кладбище Ленинграда. После его гибели с него и с семьи сняли кровью смытое клеймо спецпереселенцев. Валентину тогда было всего 2 года, его мама (Софья Яковлевна, в девичестве – Дятлова) работала на станке в швейном цехе. Во время разгрома хуторских хозяйств ее родителей вместе с семьей вывезли из Белоруссии в снега Вологодчины и поместили в холодные бараки на лесоповале. Отец с матерью и атлетического сложения её брат - Алексей со своей женой от холода, голода и изнурительного труда все четверо погибли, ей удалось перебраться в Архангельск, а сына брата – дошкольника Гену забрали в детский дом. С детского дома он ушел на войну. Валентин Иванович вспоминает, как был горд подаренной ему Геннадием Алексеевичем после войны кожаной командирской сумкой, с которой Валентин летом на лодке, зимой по льду ходил в город в школу. Выучился, стал инженером и живет в Москве.
Жена Ксаверия (моя бабушка) – Жозефина Иосифовна, урожденная Ходасевич, тоже из Загорья. Как я сейчас пытаюсь восстановить по памяти и по записям, ее отец Иосиф Ходасевич был участником сражения на Шипке. Осталась легенда, что в какой-то из ситуаций под Плевной он спас провалившегося под лед генерала. Генерал обратился к императору с просьбой отметить своего спасителя. Царь благоволил распорядиться принять дочь Иосифа Петровича Ходасевича в Смольный Институт Благородных девиц.
Но Плевна была за десять лет до рождения бабушки. Что скрывается за этой легендой, я не знаю. Возможно, шаткая человеческая память связала с известной Плевной какую-либо другую, малоизвестную, ситуацию. Бабушка вспоминала, как в 16 лет в Смольном институте она попала на свой первый бал и от волнения покрылась краской, что выдавало её, как девицу, которой не было с детства привито чувство принадлежности к избранным, быть хозяевами жизни, – она оказалась "не в своей тарелке". Я не знаю, окончила ли бабушка Смольный, но лет пятьдесят спустя (уже после Великой Отечественной), в ответ на бабушкину реплику зятю (директору совхоза):
- Что уж Вы так расшаркиваетесь перед заезжим трестовским начальством.
Макар Семенович отшутился:
- И Вы в Смольном ноги царице мыли, – Бабушка уточнила:
- Мы не мыли, мы только присутствовали.
Так ли, иначе ли, но Жозефина получила приличное образование и знала не только белорусский, русский и польский. После учебы она до замужества работала домашним учителем, для чего требовалось не только образование, но и воспитание.
В институте она увлеклась социалистическими идеями Плеханова, и какое-то время ходила на сходки, где они пели революционные песни, а дворники (со слов бабушки) по голосам пытались определить: кто поет и где поют. На этом её революционное прошлое и кончилось.
Позже Иосиф Ходасевич служил на казенной службе инкассатором и был, судя по рассказам, отменной силы. Однажды на него напали грабители, так он их обратил в бегство, орудуя мешком с монетами, как дубиной. Ещё из загорских рассказов запомнился рассказ о том, как кто-то из предков, то ли Фастовичей, то ли Ходасевичей ехал зимой на розвальнях откуда-то куда-то, лошадь дорогу знает и он, развалившись, думая о чем-то своём, рассеянно смотрел вслед уходящей дороге, как вдруг, из-за лесочка появилась стая волков и погналась за санями. Конечно, стая догнала сани. Впереди бежала волчица. Волчица запрыгнула на сани, помочилась на нашего предка и спрыгнула. За ней все волки из стаи по очереди запрыгивали на розвальни, брызгали на возницу и спрыгивали. После чего вся стая побежала за волчицей. Это была не волчья охота. В это время волки справляли свадьбы и стая "гуляла" - резвилась, шалила, а предок от страха чуть богу душу не отдал.
Как дедушка нашел бабушку, я не знаю, но моя мама родилась в мае 1905 года в Петербурге, где дедушка в это время служил на Варшавской железной дороге старшим счетоводом. В январе 1905 года в кровавое воскресение любопытная бабушка, которая была на четвертом месяце беременности, пошла, посмотреть: что это там происходит на Невском, и получила по шляпке казацкой нагайкой.
