Еще был рынок Болотный, или просто Болото. Я попал на него только однажды вместе с дядей Алешей.
И он и Чистозвонов какими-то не очень чистыми путями раздобыли два товарных вагона. Ближайшей к Хилкову станцией была — за восемнадцать верст Лазарево на магистрали Москва — Курск. Зимние сорта яблок погрузили в эти вагоны. Далее дядя Алеша перешел на должность не очень расторопного исполнителя, а руководил операцией доставки Чистозвонов. Грузили яблоки не в ящики, как теперь, а навалом, словно картошку, и густо перестилали соломой. Такой скоропортящийся груз требовалось доставить возможно быстрее, а железнодорожный транспорт тогда хромал на все колеса. Тут Чистозвонов оказался на высоте: он ссыпал кошелками яблоки и совал пачки денег составителям поездов, кондукторам, дежурным по станциям, диспетчерам, еще кому-то, и вагоны прицепили к пассажирскому поезду. Так яблоки за сутки были доставлены, да не в Тулу, а в саму белокаменную столицу. На Курском вокзале с помощью набежавших молодцов вагоны разгрузили в два счета, и на многих подводах яблоки домчали на Болото, где шла торговля исключительно фруктами. Рынок этот помещался в Замоскворечье у Обводного канала, против Третьяковской галереи — там, где теперь торчат тощие липки сквера и высится довольно банальный памятник Репину.
Яблоки были проданы сразу оптом. Компаньонам неожиданно повезло. Среди торговцев-оптовиков дядя Алеша встретил бывшего купца Власова, который во времена оно всегда скупал прославленный хилковский штрифель. Но если для Чистозвонова прибыль от продажи являлась одним из нескольких источников дохода, то дядя Алеша на эту прибыль рассчитывал жить до следующего урожая яблок…
Я ходил по рынку с раскрытым ртом. Обилие яблок ошарашивало. Ароматные бурты грудились навалом, как теперь картошка на железнодорожных станциях. Тучи мух и ос вились над буртами. Торговали исключительно овощами и фруктами, и только оптом. Никакой продавец не стал бы время терять, чтобы отпустить пуд товару. Вереницы рикш с мешками яблок разъезжались в разные стороны, перепродавали мальчишкам и старухам, а те с корзинами усаживались на перекрестках улиц и отпускали свой товар уже поштучно. На каждом перекрестке сидело по одной, по две, а то и по нескольку старух; к ним присоединялись продавцы-мальчишки.
И те же старухи и мальчишки продавали семечки подсолнухов, которые привозились с того же Болота; их покупали мешками, где-то поджаривали, рассыпали по корзинам и, вооружившись стаканом, садились на перекрестке на дощечку или табуретку. Подходи, подставляй карман, а потом грызи целый день и выплевывай шелуху не стесняясь — на улице, в кино, в классе школы, в трамвае, на свидании с любимой, в гостях, у себя дома. Ни урн, ни запретных надписей тогда еще нигде не ставили, не вешали. Вся Москва, вся Россия грызла семечки и была заплевана шелухой…
Свободное копирование
