Детство
Мои попытки рассказать о первых десяти годах врачебной деятельности моей мамы — доктора Клавдии Николаевны Бежаницкой — кончились полной неудачей. Попробую просто вспомнить свое детство.
1913 г. был для мамы не только годом окончания университета, но и годом первого в жизни незабываемого горя: у нее на руках, в Пасхальную ночь, умерла четырехлетняя Наташа, старшая дочь ее сестры. Тетя Зина, учительствуя в Гольдингене, сняла квартиру, не зная, что там только что умер ребенок от туберкулезного менингита. Тогда еще не было антибиотиков, и заболевшую Наташу не удалось спасти. Она умерла 14 апреля 1913 г.
О том, как мама зарекомендовала себя, будучи студенткой, говорит тот факт, что такой женоненавистник, как известный хирург, профессор Николай Нилович Бурденко, пригласил ее на три летних месяца 1914 г. работать врачом-лаборантом в хирургическом отделении грязелечебницы в Саках, в Крыму.
Мама взяла бабушку и меня с собой. Мы жили в белой сакле с черепичной крышей. Бабушка рассказывала, как я, сидя на крылечке, потянулась за пестрой бабочкой, и поэтому сорвавшаяся с крыши черепица не рухнула на мою голову, а только просвистела вдоль моей спины. Очередное чудо!
Как и всегда в своей жизни, мама была на работе с утра до вечера. Мы с бабушкой отправлялись на утреннюю прогулку в парк. Он граничил с территорией лаборатории, отделенной проволочной сеткой. За ней, на зеленой лужайке, пасся подопытный баран. Я его очень чтила, старалась как можно правильнее сделать реверанс и, приседая, говорила: «Здравствуйте, господин Баран». Он ответно кивал головой.
Мне исполнилось три года. К сожалению, рассказы обо мне того времени весьма неутешительны: я была капризным ребенком. Соседи, уверенные, что меня жестоко наказывают, приходили просить не бить невинного ребенка. А эта «невинная» капризничала по любому поводу, дико кричала, хлопалась на пол и била ручками и ножками, требуя исполнения какого-нибудь фантастического желания. Бабушка рассказывала, как меня от этого исцелил папа, приехавший прощаться — ведь началась война! Молодые люди призывались в армию, как офицеры, если у них было высшее образование. Я не уверена, но мне хочется думать, что папа приехал в военной форме. На вечерней прогулке в парке, среди нарядных дачников, мирно гуляющих под звуки оркестра, я устроила очередное безобразие. Обычно меня ласково уговаривали, удерживали, упрашивали меня встать. Папа, видевший это впервые, поступил совершенно правильно: одной рукой взял сетку с моими любимыми формочками для песка, а другой сгреб платьице на моей спине, поднял меня, оцепеневшую от неожиданности, на высоту своей вытянутой руки, показал мне формочки и швырнул их на лужайку «господину Барану». Все. Бабушка говорила, что на этом мое безобразное поведение кончилось.
Бабушкины рассказы о нашей крымской жизни были настолько яркими, что мне и сейчас кажется, что обо всем помню я сама. Например, о праздничной поездке на линейке на соляные копи. И сейчас перед глазами чудо этих сверкающих белых сугробов под палящим летним солнцем.
