Интриги и приключения, в которые он, несмотря на свой королевский сан, был вовлечен вихрем, кружившим вокруг графини де Суассон, произвели на него впечатление, ставшее пагубным, так как оно оказалось сильней его. Он стал испытывать подозрение, а вскоре и ненависть к любым проявлениям ума, благородства чувств, независимости, самоуважения, высокой души, образованности. С годами он все больше укреплялся в этой своей неприязни. Он распространял ее даже на своих генералов и министров, и тут, как будет видно из дальнейшего, смиряла ее только потребность в них. Он хотел править сам, и здесь его подозрительность неизменно граничила со слабостью. Он действительно правил, но в малом, в большом же не мог этого достичь, но, даже когда он правил в малом, его зачастую направляли другие. Взяв впервые бразды правления, он выказал и крайнюю суровость, и крайнюю доверчивость.
Несчастный Фуке пал жертвой первой, Кольбер стал министром, воспользовавшись второй: он целиком захватил управление финансами, сумев заставить короля поверить, будто все проходит через него, поскольку давал ему на подпись множество бумаг, прежде подписывавшихся суперинтендантом финансов, чью должность Кольбер упразднил, поскольку сам не мог претендовать на нее.
Право на почетное первенство, уступленное Испанией, и полное удовлетворение,[1] которое та дала Франции за оскорбление, нанесенное в споре по этому поводу испанским послом в Лондоне бароном де Ватвилем послу Франции графу, а впоследствии маршалу д'Эстраду, и блистательное удовлетворение,[2] полученное за оскорбление, которое нанесли французскому послу герцогу де Креки губернатор Рима, родственники папы и корсиканцы из его гвардии, стали первыми результатами самостоятельного правления короля.
Вскоре смерть короля Испании[3] дала юному государю, жаждущему славы, повод к войне, от которой его не смогло удержать отречение от прав на испанский престол,[4] столь тщательно сформулированное в совсем еще недавнем брачном контракте королевы. Он двинулся во Фландрию и одержал мгновенные победы, было объявлено о переходе через Рейн,[5] тройственный союз Англии, Швеции и Голландии лишь раззадорил короля. Среди зимы он захватил всю Франш-Конте, что позволило ему ценой ее возвращения сохранить по Аахенскому миру[6] завоевания Франции во Фландрии.
Государство процветало и богатело. Кольбер поднял финансы, морской флот, торговлю, мануфактуры и даже литературу на высочайший уровень, и в сей век, сравнимый с веком Августа,[7] во всех областях в изобилии явились великие люди, в том числе и такие, которые хороши только для увеселений. Летелье и сын его Лувуа, стоявшие во главе военного ведомства, опасаясь успехов и влияния Кольбера, легко внушили королю мысль о новой войне, протекавшей столь успешно, что Европа исполнилась ужасом, от которого она не смогла избавиться, и, хоть думали, что он давно прошел, тягостные и бедственные последствия его Франция ощущала еще очень долго.
Такова была истинная причина пресловутой войны с Голландией,[8] в которую король позволил себя втянуть и которая из-за его любви к г-же де Монтеспан оказалась пагубной и для государства, и для его славы. Все было завоевано, все крепости взяты, Амстердам собирался уже прислать ему ключи от ворот, как вдруг король, подстрекаемый любовным нетерпением, оставляет армию,[9] мчится в Версаль и в один миг губит все, чего добились его войска. Он искупил это бесчестье, самолично вновь завоевав Франш-Конте,[10] и отныне эти земли стали принадлежать Франции.