1695. Истоки моей тесной дружбы с герцогиней де Браччано...

6. 1695. Истоки моей тесной дружбы с герцогиней де Браччано, впоследствии принцессой дез Юрсен. — Бесполезное предательство Фелипо

Всю эту зиму моя матушка занималась лишь подысканием мне достойной партии и очень огорчалась, что с прошлого года никак не может найти для меня невесту. Я был единственным сыном, обладал титулом и состоянием, и потому многие тоже имели меня в виду. Поговаривали о м-ль д'Арманьяк и о м-ль де ла Тремуйль, но очень неопределенно, а также о многих других девицах. Герцогиня Браччано уже давно жила в Париже, вдали от мужа, проживавшего в Риме. Дом ее был неподалеку от нашего, она дружила с моей матушкой, которая часто бывала у нее. Я восхищался ее умом, изяществом, манерами, она ласково принимала меня, и я форменным образом не отходил от нее. С ней жили ее родственница м-ль де Коснак и племянница де Руайан, тоже из рода де ла Тремуйлей, как и она сама; обе сироты и наследницы больших состояний. Герцогине Браччано безумно хотелось выдать за меня м-ль де Руайан, и она часто говорила со мной о состоянии своей племянницы, говорила о том же с матушкой. То была бы благородная и богатая невеста, но я остался один, и мне хотелось иметь тестя и семью, в которых я мог бы обрести себе опору.

Фелипо, единственный сын де Поншартрена, имел право на получение отцовской должности государственного секретаря. Оспа лишила его глаза, а богатство совершенно ослепило: наследница рода де ла Тремуйль не казалась ему чрезмерно недоступной для его притязаний; он ходил вокруг да около, а его отец обхаживал на тот же предмет тетушку, которая, как подобает разумной женщине, извлекала выгоду от этих его подходов, но со своей стороны не принимала всерьез их намерения. Поншартрен дружески относился ко мне и очень хотел, чтобы я дружил с его сыном, который в этом смысле делал мне всяческие авансы, так что у нас были весьма близкие отношения. Он только опасался, как бы я не предпочел м-ль де Руайан, и старался выведать, что я думаю о ней, всячески заводя разговоры на этот предмет. Ни любопытство его, ни тем паче его виды не вызывали у меня опасений, но все-таки отвечал я ему уклончиво.

Тем временем свадьба моя приближалась. Еще в прошлом году заводился разговор о моей женитьбе на старшей дочери маршала де Лоржа. Дело разладилось, едва начавшись, но и у той и у другой стороны было большое желание возобновить его. Де Лорж, не имевший ничего и получивший в качестве первой награды жезл маршала Франции, тотчас после этого женился на дочери Фремона, хранителя королевской казны, который при Кольбере приобрел громадное состояние и был чрезвычайно ловким и осведомленным финансистом. Вскоре после женитьбы маршал получил гвардейскую роту, оставшуюся вакантной по смерти маршала де Рошфора. По службе он имел репутацию человека чести, доблестного и даровитого, и столь успешно командовал армиями, что даже г-н де Лувуа при всей своей неизменной ненависти к г-ну де Тюренну и его родне вынужден был иногда смирять ее по отношению к любимому племяннику и ученику этого великого полководца. Порядочность, прямота, откровенность маршала де Лоржа бесконечно нравились мне: я убедился в них чуть позже, во время кампании, которую проделал в его армии. Почет и любовь, какие он уже снискал, уважение, которым пользовался при дворе, великолепие, с каким жил, где бы ни оказывался, высокое происхождение, обширные родственные связи, уравновешивавшие брачный союз, в который он счел необходимым вступить первым в своем роду, старший брат,[1] также пользовавшийся у всех большим уважением, причем, как ни странно, оба брата имели одинаковые титулы, должности, состояния, кроме того, согласие, царившее между братьями и во всем этом многочисленном семействе, а более всего редкостная и подлинная доброта и безыскусность маршала де Лоржа побуждали меня весьма желать этого брака, в котором я надеялся обрести все, чего мне недоставало для поддержки и продвижения на жизненном поприще, и который позволил бы мне войти в это любезное семейство, чтобы вести приятную жизнь среди стольких прославленных родственников.

Я убедился в безукоризненной добродетели супруги маршала и в таланте, с каким она в конце концов сблизила г-на де Лувуа со своим мужем и сделала его благодаря этому примирению герцогом; я нашел в ней все, что мог бы предложить в качестве примера поведения молодой женщине, которую хотел видеть при дворе, где ее мать стяжала уважение и одобрение учтивостью, умом и благородством, с какими она умела держать дом, открытый для самого лучшего, ни в чем не сомнительного общества, ведя себя с такой сдержанностью, которая, ничуть не роняя достоинства мужа, заставила забыть ее происхождение как в семействе маршала, так и при дворе и в свете, где к ней относились с совершенным уважением и почтительностью. Впрочем, жизнь ее всецело была посвящена мужу и детям; маршал де Лорж совершенно доверял ей и относился к ней и ее родителям дружески и почтительно, что делает ему честь. У них был единственный двенадцатилетний сын,[2] которого они безумно любили, и пять дочерей.[3] Две старших провели отрочество в Конфлане, в монастыре бенедиктинок, приорессой которого была сестра г-жи Фермой, а затем два или три года — у матери супруги маршала г-жи Фермой, чей дом был рядом и сообщался с домом де Лоржей. Старшей было семнадцать, а другой пятнадцать лет. Бабушка не спускала с них глаз; женщина она была умная и весьма добродетельная, сохранившая остатки былой красоты, отличалась бесконечной набожностью, щедро благотворила и всецело отдавалась воспитанию обеих внучек. Супруг ее, давно уже разбитый параличом и страдавший другими недугами, полностью сохранил здравый ум и сам вел все свои дела. Маршал жил с ними в совершенной дружбе, и они отвечали ему уважением и горячей любовью.

Все трое отдавали тайное предпочтение м-ль де Лорж, а супруга маршала — м-ль де Кентен, младшей дочери, и если старшая не ушла в монастырь, то причина тому вовсе не желание, заботы и другие поступки матери, которой очень хотелось этого, чтобы обеспечить партию получше своей любимице. Она была брюнетка с прекрасными глазами, старшая же — блондинка, великолепно сложенная, с приятными чертами и дивным цветом лица, имевшего благородное и скромное выражение; нечто величественное таилось в присущих ей от природы чистоте и мягкости. Именно она, когда я увидел обеих, — несравненно больше понравилась мне, и с нею я надеялся обрести счастье в жизни, каковое она единственная и дала мне всецело. Поскольку она стала моей женой, я воздержусь от дальнейших похвал и скажу только, что получил от нее бесконечно больше, чем мне было обещано и на что я сам надеялся.

Обо всех этих подробностях нас осведомляла некая г-жа Дамон, жена брата г-жи Фремон, весьма разумная женщина, которая была в добрых отношениях с ними и отличалась большей светскостью, чем обыкновенно бывают дамы подобного ранга. Она дружила с моим отцом и матушкой, и я тоже любил ее; всю жизнь она мечтала и желала этого брака и даже как-то говорила на этот счет с м-ль де Лорж. Именно она вела переговоры и с ловкостью, но одновременно и безукоризненной порядочностью довела их до благополучного завершения вопреки всем трудностям, которые обычно препятствуют столь важным в нашей жизни предприятиям. Де Лоржи пользовались услугами г-на де Ламуаньона, близкого друга маршала, и служившего у него Рипарфона, того самого адвоката, который так помог нам в тяжбе с герцогом Люксембургским, однако оба вовсе не желали способствовать нашему браку. Ламуаньон хотел, чтобы ее отдали за страстно желавшего этого герцога Люксембургского, бездетно вдовевшего после смерти жены, дочери герцога де Шевреза, а Рипарфон — чтобы я женился на мадемуазель де ла Тремуйль, но это мы узнали после. Нашими поверенными были наш адвокат Эрар и г-н Биньон, государственный советник.

За несколько дней до решения я счел возможным доверить обстоятельства этого дела, державшегося еще в тайне, Фелипо, который выказывал мне фальшивую дружбу и проявлял любопытство, тем паче что он был племянник Биньона. Едва выведав мой секрет, он помчался в Париж и рассказал все герцогине Браччано. По приезде в Париж я тоже нанес ей визит и был удивлен ее настойчивыми попытками добиться от меня признания, что я женюсь. Некоторое время я отшучивался, но в конце концов она показала мне, что прекрасно осведомлена, назвав имя моей невесты. Тут мне стало ясно коварство Фелипо, но я продолжал гнуть свое, ничего не подтверждая и не отрицая, сказав только, что, раз она подыскала мне такую партию, мне остается лишь желать, чтобы это было правдой. Она еще несколько раз возобновляла попытки, надеясь преуспеть больше, и корила меня, что я так мало доверяю ей и ее племянницам; я же понимал, что ее намерение — расстроить это предприятие будь то моим признанием, то есть раскрытием тайны, которую желал сохранить маршал, или же форменным отрицанием, чтобы, основываясь на нем, обвинить меня в обмане. И все же она не преуспела и не смогла вырвать из меня ни «да», ни «нет». Вопреки Фелипо я успешно вышел из тягостного положения. Стань я объясняться или, паче того, упрекать в предательстве человека, имеющего такую профессию и такую должность, это имело бы для меня далеко идущие последствия; посему я решил молчать и не подавать виду, но в дальнейшем соблюдать с ним сдержанность, какой и заслуживает предательство.

Условия моего брака были установлены, и маршал де Лорж от своего и моего имени сообщил о нем королю, желая, чтобы все сведения исходили только от нас. Король милостиво ответил, что и сам не смог бы все устроить лучше, и весьма благосклонно отозвался обо мне, о чем маршал с удовольствием мне потом поведал. Я понравился маршалу во время кампании, которую проделал в его армии, и, лелея мысль возобновить переговоры о браке, он втайне присматривался ко мне и тогда же решил предпочесть меня герцогу Люксембургскому, герцогу де Монфору, сыну герцога де Шевреза, и многим другим. Герцог де Бовилье, без которого я ничего не предпринимал, сделал все для этого брака, невзирая на виды, которые имел его племянник, а также на весьма дружеские связи с герцогом де Шеврезом и на то, что их жены — сестры.

В четверг накануне вербного воскресенья мы подписали во дворце маршала все пункты, два дня спустя брачный контракт был представлен королю, и я все вечера проводил у де Лоржей, как вдруг свадьба совершенно расстроилась по какой-то непонятной причине, которую каждая сторона упорно толковала на свой лад. К счастью, пока стороны стояли на своем, приехал из деревни брат супруги маршала де Лоржа д'Онейль, докладчик в государственном совете, и уладил недоразумение за счет своих средств. Я премного обязан ему за это и навсегда сохранил к нему глубочайшую благодарность. Вот так Господь, когда хочет, вознаграждает самым неожиданным образом. Недоразумение прошло почти незамеченным, и бракосочетание состоялось во дворце де Лоржей 8 апреля, день каковой я с полным основанием почитаю счастливейшим в своей жизни. Матушка моя проявила себя по отношению ко мне как лучшая на свете мать. В четверг на фоминой неделе в семь вечера мы прибыли во дворец де Лоржей и подписали контракт. После этого был устроен обед для ближайшей родни с обеих сторон, а в полночь священник из церкви св. Роха в домовой часовне отслужил мессу и обвенчал нас. Накануне моя матушка прислала м-ль де Лорж на сорок тысяч ливров драгоценностей, а я — корзинку с шестьюстами луидорами и всякими подарками, какие подносят в подобных случаях.

Ночь мы провели во дворце де Лоржей. На следующий день г-н д'Онейль, живший напротив, дал нам большой обед, после которого новобрачная во дворце де Лоржей в постели принимала визиты, каковых было безумно много, потому что светские обязанности и любопытство привлекли толпы визитеров, и первой, кто появился, была герцогиня Браччано с племянницами. У матушки еще не кончился второй год траура, и ее апартаменты были задрапированы черным и серым, почему мы и предпочли для приема визитеров дворец де Лоржей. На эти визиты был отведен всего один день, после чего мы поехали в Версаль. Вечером король пожелал увидеть новобрачную у г-жи де Ментенон, где ему представили ее моя и ее мать. Идя туда, король шутливо беседовал со мною, а принимая их, всячески их отличал и хвалил. Потом они присутствовали на королевском ужине, где новой герцогине было пожаловано право табурета. Подойдя к столу, король сказал ей: «Сударыня, прошу вас сесть». Когда была развернута салфетка короля, он увидел, что все герцогини и принцессы продолжают стоять, поднялся со стула и сказал герцогине де Сен-Симон: «Сударыня, я уже предложил вам сесть», и все, кто имел на это право, уселись, причем г-жа де Сен-Симон между моей и своей матерью, которая сидела ниже ее. На следующий день она в постели принимала визиты придворных; это происходило в апартаментах герцогини д'Арпажон, каковые были сочтены наиболее удобными, поскольку располагались на одном этаже; мы с маршалом де Лоржем пребывали в Версале, только пока отдавали визиты членам королевского семейства. На другой день дамы поехали в Сен-Жермен, а затем в Париж, где я вечером дал у себя большой свадебный обед, а назавтра отдельный ужин оставшимся старым друзьям моего отца, которым я сообщил о свадьбе до публичного оглашения и с которыми поддерживал дружбу, пока они были живы.