VI
На Тульской станции секунданты.
За четверть часа до поезда -- благосклонный полицеймейстер.
-- Господин писатель Иванов-Классик?
-- Да...
-- А Немирович, который Данченко?
-- Вон он. Василий Иванович! По твою душу!
-- Очень рад познакомиться. В свободное от службы весьма почитываем. Люблю, черт возьми! За стаканом чая. Душа в империях и эстетика парит, хотя и в провинции. А господин Александров Николай Александрович тоже писатели?
-- Я.
-- То есть так приятно!.. -- И лестно... Хоть сейчас литературный вечер в пользу вдов и сирот. Цветы, так сказать, книжного рынка.
-- А который из вас будет "Год на севере", то есть Сергей Васильевич Максимов?..
-- Я.
-- У меня телеграмма в полной исправности от Николая Александрова. По долгу благородного человека предупреждает полицию об имеющей быть дуэли. Мы хоть и в Туле, но тоже бдим о безопасности граждан. Скромно и тихо, без неприятностей. Только запротоколим для оправдания перед начальством и пожалуйте потом к нам в купеческий клуб. В дворянском чище, но кухню-с нельзя сравнить. Повара от генеральши Хлобыстовкой переманили. Рекомендую! Особенно простые, патриотические блюда: бараний бок с кашей, сальник или колдуны по-литовски. Александра Сергеевича Пушкина и Михаила Павловича Розенгейма не надо! Красота! А где же ваши Отеллы?
-- Должно быть, сейчас с поездом.
-- Ну вот и прекрасно! Ефремов и Столбунов?
Бутыри вытянулись -- не дышат.
-- Можете уйти. Господа привилегированные! Не понадобитесь. Марш! А знаете, в военном училище тоже стихи писал, обличительные! Далеко бы пошел, потому что усердие было, но женился в Радоме на одной пани гоноровой и вот в полиции! Но не жалуюсь! Отнюдь! Ибо везде можно свое благородство показать. Я так считаю, что дворянин в офицерских чинах может быть полезным членом общества и при дальнейшем прохождении службы даже его украшением. А я на линии-с. Сейчас полицеймейстер -- а при отличии и в губернатора могу надеяться. Вожделеть не воспрещается и ежели при вожделении -- быстрота и натиск -- все остальное приложится.
Несколько минут, и окутанный дымом поезд медленно подошел к платформе.
Полицеймейстер -- грудь вперед и в глазах молния.
Стал официален и строг.
-- Господин Александров! не угодно ли будет указать ваших клиентов, виноват -- протеже?
Народ высыпал из вагонов.
Мимо нас валила толпа с чемоданами, саками, картонками.
Но... ни поэта, ни критика.
-- Вы их не пропустили?
-- Нет. Куда они могли деваться? Неужели в Москве застряли? От них хватит.
-- А то и совсем из Петербурга не выезжали!
Пошли по вагонам.
Табло: критик и поэт мирно почивали в дружеских объятиях.
Ваше высокопревосходительство (по старой табели о рангах), вот вы еще собираетесь обо мне, а я уже вас на булавку и в свою коллекцию. А назови я вас -- пожалуй, и читатель бы ахнул! Кто же вас не знает? Немало тоже почленовредительствовали на своем веку, или как ныне принято: на славном посту.