Обычно литературные юбилеи организовывались вскладчину. По подписке собирали рублей восемь-десять с человека на юбилейный обед. Если юбиляр был тесно связан с каким-нибудь издательством, — издатель ассигновывал некоторую сумму на юбилей своего постоянного сотрудника и преподносил ему более или менее ценный подарок. Рабочие той типографии, где печатались книги юбиляра, часто подносили ему адрес.
Но юбилей Корецкого был организован на совершенно иных началах. В типографии Художественной печати на Ивановской, 14, было отпечатано сотни две пригласительных билетов за счет самого юбиляра. Билеты эти раздавались всем желающим, направо и налево. Когда какой-нибудь наивный писатель, получая билет, осведомлялся: "сколько и кому я должен внести за юбилейный обед?", член юбилейного комитета лукаво ему подмигивал:
— Потом рассчитаетесь! А пока идите к Корецкому за авансом!
Юбилей был отпразднован в большом зале ресторана "Регина". По пышности он превзошел все праздновавшиеся до этого времени литературные юбилеи. За обеденный стол уселось до двухсот гостей. Обед состоял из самых изысканных блюд, перед каждым блюдом подавалось вино специальной марки. Шампанское лилось рекой. Меню обеда было напечатано на веленевой бумаге с золотым обрезом и украшено портретом юбиляра, окруженным венком из излюбленных им фиалок, роз и настурций. Напоминало оно приложение к "Пробуждению". Очевидно, рисунок этого меню заказывал сам юбиляр.
Юбиляру преподнесли груду ценных подарков, но подарки эти, разумеется, были куплены на деньги самого юбиляра. Адреса были от рабочих типографии "Художественной печати", от группы поклонниц таланта, — слушательниц Высших курсов Лохвицкой-Скалон и от группы студентов университета. Два последних адреса организовал сын крупного почтового чиновника студент Булатов, приглашаемый Корецким за хорошее вознаграждение помогать экспедитору в горячее подписное время. Но помощник получал вдвое больше самого экспедитора, так как от отца его зависели отправки на почте.
В поздравительных застольных речах ораторы прославляли юбиляра, но эти славословия относились большею частью к редактору-издателю, сеявшему "разумное, доброе, вечное", а не к поэту. Сомнительно, чтобы из всех присутствовавших хоть один до юбилея читал стихи юбиляра. В ответной речи подвыпивший Корецкий со слезами на глазах благодарил за поздравления, бил себя кулаком в грудь, клялся в любви и преданности к писателям и сулил, по обыкновению, золотые горы сотрудникам.
После речей выступали артисты и артистки, декламировавшие стихи юбиляра. Разумеется, эти выступления были хорошо оплачены.
Я не дождался конца праздника и уехал, но после слышал, что нагрузившиеся "до зела" поклонники собирались в заключение дать трепку обнаглевшему пьяному юбиляру.
После юбилея обеды продолжались, но на них приглашались, по большей части, репортеры, которые должны были поместить в газетах отчеты о юбилейном торжестве. А через неделю Корецкий перестал принимать даже членов юбилейного комитета, так как больше они ему были не нужны. "Мавр сделал свое дело — мавр может уходить!"
Разлакомившиеся сотрудники тщетно стучались в дверь его квартиры. Верный страж — Лидия Георгиевна, сама открывала дверь и сухо бросала посетителю:
— Николая Владимировича нет дома. Уехал. И завтра не будет. Когда будет? Не знаю. Вы позвоните по телефону!
А к телефону подходила получившая соответствующие инструкции горничная и отвечала в этом же роде:
— Николая Владимировича дома нетути и не будет совсем. А когда будут они — нам неизвестно.
В литературных кабачках писатели вышучивали юбиляра, но ни одна газета, ни один сатирический журнал не решился высмеять дутый юбилей зазнавшегося богача-издателя.
Корецкий не упустил случая еще раз прорекламировать себя и свой журнал. Он выпустил юбилейный номер "Пробуждения" со своим портретом, стихами, биографией и снимками с юбилейного торжества. В номере была напечатана статья критика Абрамовича, восхваляющая его книги.
Свободное копирование
