Времена года. Осень
С сентября основным занятием ребят является, конечно же, школа. После каникул трудно отвыкать от свободы и, поэтому после уроков все оставшееся время по возможности проводили в лесу, на ручках или котлованах. Там всегда интересно, так всегда есть время чем заняться.
Начиная с пятого, почти ежегодно нас возили на подсобное хозяйства копать картошку и убирать другие овощи. В те годы у прииска было два подсобных хозяйств: нижняя пашня и поселок Сомня. Эти «трудовые будни» лично мне не нравились из-за неустроенности быта, не ахти какого питания и отсутствия свободы: всюду – режим, все под напором учителей. Я всегда ждал с нетерпением, когда же закончатся эти нескончаемые семь или десять дней.
Свои огороды тоже убирали в сентябре: копали картошку, дергали морковку. Свеклу. Все это перебиралось, сортировалось и укладывалось на хранение в подполье. Ближе к морозам обязательно солили капусту.
В седьмом или восьмом классе у меня было уже свое ружье – одностволка 16-го калибра. У многих мальчишек были ружья. Большой проблемой это тогда не было, есть деньги – покупай. В магазинах можно было купить и порох, и гильзы, и капсюля. Многие дробь делали сами, переплавляя свинец, а затем раскатывая одинаковые кусочки кубической формы между двух чугунных сковородок. Мне нравилось самому снаряжать патроны, нравилось вести беседы на охотничьи темы со своими сверстниками. Не могу похвастать большими охотничьими удачами, но после занятий и в выходные дни часто бродил по тайге. Иногда приносил рябчиков, уток, а по морозу – белок.
Запомнилась одна такая сентябрьская охота с другом Володей. После уроков, в один из теплых дней решили мы с ним сходить на озеро в километрах пяти-шести. Кто-то из ребят сказал, что в его окрестностях видели молодых глухарей. Без долгих сборов, ружье в руки, патроны – в карман и пошли. Бродили долго, но никаких глухарей не обнаружили. На обратном пути, солнце уже садилось, пошли другим путем – через сопки, и неожиданно спугнули табунок, около двух десятков молодых рядчиков. Недалеко отлетев, они затаились в кустах, тихонько пересвистываясь. По парочке первых мы добыли быстро, но остальные, испуганные выстрелами, разлетелись и помалкивали. Чтобы их подманить, Вовка стал подсвистывать тихонько, вытянув губы трубочкой. Глупые птицы, не различая подвоха, стали откликаться то в одном, то в другом месте. Солнце село, закат еще пылает и достаточно светло. Мы стали их осторожно скрадывать. Стреляли влет и сидящих на ветках. Помню, последнего рядчика последним патроном добыл , увидев его на фоне заката, сидящим на ветке лиственницы. Уже в полной темноте мы собрали нашу добычу. Получилась целая куча – штук десять – двенадцать. Как нести? Не помню чем, связали им лапы, перекинули через длинную палку и понесли, положив её на плечи. По чаще в темноте вышли на дорогу и кое-как приплелись домой уже за полночь. Были мы грязные, усталые, но, как говорится, довольные и даже счастливые.
В конце сентября и начале октября морозы уже приличные. Начинают покрывать речки и озера молодым ледком. Для нас было великой радостью осторожным, скользящим шагом медленно двигаться по молодому, потрескивающему льду, рискуя провалиться под лед или, в лучшем случае, намочить ноги. Далеко от берега отходить опасались.
Позднее, когда лед становился достаточно крепким, мы ходили выжигать «кошачьи глаза». Так пацаны называли большие пузыри газа метана, оказавшиеся замороженными в лед. Делалось это очень просто. Один человек гвоздем, если тонкий лед, пробивал отверстие, а другой в этот момент подносит горящую спичку. Выходящий газ вспыхивал и горел, как пламя свечи. Время горения зависело от размера пузыря и иногда продолжалось несколько минут. Когда лед становился толще, до этих «кошечьих глаз» пробиться было уже сложнее и мы огненную забаву прекращали.
Однажды мы с Вовкой устроили рыбалку по молодому осеннему льду на речке, что протекала недалеко от его хаты. Дело в том, что в это время года идут на нерест налимы. Оригинальная рыба: идет метать икру в верховья речек не в начале лета, как многие из их рода, а осенью, под зиму. Интересный факт, одна из загадок природы.
Мы с другом осторожно идем по льду. У него в руках топор, у меня – дубинка. Особенно внимательны на мелких местах и перекатах, где чистая вода струится между камней и через тонкий лед видно все дно. Налим, видимо, отдыхая, неподвижно стоит головой к течению и лишь быстро и вибрирующий хвостовой плавник удерживает его на месте. Задача состоит в том, чтобы быстро и осторожно подойти к нему и ударить дубинкой или обухом топора против головы. Оглушенная, но не убитая рыба сносится течением и теперь нужно быстро-быстро рубить лед и рукой через лунку хватать добычу. Вот и вся рыбалка. Улов, как всегда, зависит от везения, от наличия рыбы и от собственной сноровки. В этот раз мы с другом добыли штук пять или шесть налимов.
Вообще мы с ним много времени проводили вместе. Нас связывали одни детские мечты и фантазии. Оба любили природу, оба находили десятки разных занятий в лесу и на воде. Например, плели узорные тросточки из гибкого тальника, соревнуясь, у кого лучше. С помощью драной тряпки, вроде мешка, ловили, как сеткой, на мелководье гальянов. Однажды надумали построить лодку, чтобы летом сплавиться на ней по Херпучинке вниз по течению до Амгуни. Все было продумано: и конструкция, и такелаж, и даже винт, как у моторки, приводившийся в движение от ручного двигателя. Был выполнен чертеж судна. Осталось дело за малым – за досками. Усмотрели мы их на лесопилке и как-то темным вечером отправились туда. Не успели взять в руки первую, как из-за угла выскочил сторож и стал орать на нас. Мы – ноги в руки. На этом наша мечта – своя лодка – приказала долго жить.
Как-то, по-моему, в конце октября или в начале ноября, после обильного снегопада сы с ним отправились на охоту. Дело было в воскресенье. Пошли с утра и решили добраться до лесозаготовок. Место это довольно далеко, в семи километрах, поэтому решили, что охотников, кроме нас, не будет. Рядом речка Сомня, ельники, так что надеялись, помня сентябрьскую охоту, пострелять рябчиков. Добрались до места по топам, заметенным снегом. Часа в три. Никаких рядчиков, ладе и следов не видели, зато на берегу Сомни встретили двух рыбаков.
Интересная, красивейшая картина: прилегающие сопки, тайга, кустарник – все в снегу, а быстрая горная речка на поддается холоду и морозу. Как и летом, быстрая прозрачная вода также мчит между берегов, шумит и кипит на перекатах, не боится стужи, и снег, заваливающий округу, ей нипочем. Дедушка Мороз эту своенравную красавицу все же приструнит и одолеет, но не раньше декабря. Вот такой у неё свободолюбивый и вольный характер.
Так вот, на речке, оказывается, рыбачили два брата Мешковыы. Рыбачили они сплавной сеткой: один плыл на оморочке, другой шел берегом, держа в руках веревку от сетки. Раз за разом сплавляя её, мужики ко времени, когда мы пришли, наловили уже кучу рыбы – ленков, щук и хариусов. На берегу у них горел костер и грелось ведро воды. Нашему приходу они вроде бы не удивились, велели потрошить рыбу и варить уху. Мы с Вовкой почистили ленков, нашлась у хозяев крупа, картошка, соль и получилось почти полное ведро чудесной ухи. Пока мы кашеварили, Мешковы продолжали свой промысел, за каждый сплав добывая по несколько рыбин. Покушав и поблагодарив гостеприимных хозяев, мы отправились домой – солнце уже клонилось к закату. Они угостили нас, дав каждому по метровому ленку и по десятку чудо-хариусов. Мы их нанизали на длинную палку, как бывало, и пошли по домам. Приплелись домой поздно, вернее, не поздно, а в темноте.
Да, осень есть осень, но впереди – зима! Все птицы, что прилетели в эти края на лето, уже улетели или готовятся улететь в теплые края. Вся живность, что остается зимовать здесь, готовится к снегу и холоду. Одни впадут в спячку до будущего тепла, другие запасут корма: орехи, ягоды, грибы, траву и перезимуют, своевременно сменив летний наряд, на зимнюю более теплую одежду, третьи не подумают ни спать, ни запасать еду впрок, а, надев зимнюю шубу, будут добывать её промерзшем лесу. Я не раз встречал в лесу осенью, когда запаздывал снегопад, белы зайцев. Они приготовились к зиме, а снегу еще нет, и вот теперь их, бедолаг, видно за версту. Однажды, собирая бруснику, я спугнул табунок белых куропаток, Они также, как зайцы, поменяли одежду – свое оперение, но снега-метели где-то задержались, загуляли, в наши края своевременно не пришли и вот теперь серым куропаткам приходится вызывающе белеть, соблазняя лис, филинов и прочих охотников до их вкусного мяса.
Для мужского населения поселка в свободное от работы время существовали два дела, две страсти, от успехов которых в большой степени зависело некое благополучие и сытая зимовка – это охота и рыбалка. Серьезной охотой занимались избранные, чья страсть не знает пределов, а удача сопутствует им на каждом шагу. Они за осеннюю утиную и гусиную охоту могли набить много дичи. Но все равно, это фантастическое везение не спасет их в долгую зиму. Что делать с добытой дичью? Обычно её вскоре съедали! Оставались косточки от жаркого и волнующие воспоминания от удачной охоты.
Есть в наших краях место с названием Грязи. В долине Амгуни природой создано идеальное место для отдыха и кормежки перелетной (да и местной) птицы, состоящее из системы множества озер. Бывало, там скапливались тысячные стаи гусей и уток – это место лежит на пути их перелета.
Вот и облюбовали наши «серьезные» приисковые охотники эти Грязи. Мне, любителю, тоже приходилось бывать там, приходилось коротать утренние и вечерние зорьки, радоваться удачным выстрелам и огорчаться промахам, приходилось осенью ночевать у костра и мокнуть по пояс в холодной воде, доставая подстреленных уток. В этом есть своя романтика и своя прелесть от общения в природой. Охотников особенно не волнует ни холод, ни сырость, ни отсутствие элементарных удобств. Даже, иной раз, неважно и количество добычи. Главное – сжечь себя в охотничьем азарте, в том непередаваемом состоянии напряжения, которое осталось в нас, видимо, от первобытного предка.
Как-то один охотник там, на прииске, рассказал мне, как они вдвоем с приятелем отправились на осеннюю охоту. Думали промышлять несколько дней, обзавелись палаткой, кучей провианта, прихватили много охотничьих припасов. Уехали далеко, километров за 40, на одно из таежных озер. Прибыли туда под вечер, очень устали. Остановились недалеко от берега, в кустах, в укрытом месте, поставили палатку и решили разведать: утки и гуси есть ли? Скрытно подобрались к берегу, прячась за кустами и увидели, что гладь большого озера буквально черная от несметного количества пернатых, а в воздухе стоит гвалт от их голосов. Все новые и новые стаи проносятся в воздухе и садятся на воду. Довольные результатами разведки, они вернулись и решили отдохнуть, тем более, что тяготила усталости и портилась погода. Предвкушая чудесную погоду и гору дичи, они пораньше легли спать., чтобы поднять до зари. Прошла ночь, а когда охотники под утро выбрались из палатки, то ахнули – кругом все бело он снега, а на озере – пусто. Вот тебе и промысел! Птицы чувствовали резкое ухудшение погоды, поэтому ночью снялись и улетели на юг, подальше от беды.
Особое дело – осенняя рыбалка. Осенняя кета – это не ранняя изобильная горбуша, порою набивающиеся во все небольшие речки. Кета – это крупная, сильная рыба до 5-6 кг весом, проходящая транзитом все небольшие притоки и неудержимо стремящаяся куда-то дальше вперед, в верховья Амгуни. Только там, за сотни километров от моря, на идеальных брачных мелководьях и чисто студеной воду колыбель ей детей, её мальков, её потомства. Только там она будет метать икру.
Так вот, задача осенней рыбалки – наловить кеты, насолить её бочку, и то и две, накоптить, наготовить икры. Если это удастся, то получится приличный запас продовольствия, а значит, и более спокойная зимовка. В свое время эта рыбалка здорово поддерживала первых переселенцев на Амуре, порой не давая умереть с голода. Но сейчас её стало значительно меньше. Что ни говорить - тут вина людей. Ловили «королеву» тихоокеанских лососевых рыб бесконтрольно. В нашей местности рыбинспекция появилась, видимо, а начале 50-х годов. Права ей даны немалые, власть – серьезная и потому с ней приходится считаться. Уже тогда у всех на слуху был их катер «Дельфин», главный инспектор по фамилии, кажется, Пешков, в которого даже стреляли из кустов. Друг другу передавали разные истории с погонами, изъятием сетей и прочим, что сопутствует браконьерскому лову. Оно и понятно: десятилетия ловля бесконтрольная, а тут на тебе – запрет. Но «Богу – Богово, а кесарю – «кесарево» - какова бы не была инспекция, а местное население правдами и неправдами всегда старалась заготовить этой самой рыбы. Это закон выживания.
Особенно мне запомнилась рыбалка, когда я, будучи студентом, в сентябре отдыхал дома. Мне предложили пай в бригаде и я, не раздумывая, согласился. Собралось нас, пайщиков, десять человек. У бригадира Семутина три пая: за себя, за лодку – неводник и невод. Все нормально. Собрав шмотки, поздно вечером на подводе тихо, чтобы нас не засек рыбинспектор, выбрались за поселок. Лодка – неводник и невод были заранее вынесены на Амгунь . Добрались в темноте мы до речки и в четыре весла пошли вверх, на так называемую «Дражную» тонь. Местами приходилось идти вброд и тянуть лодку на бечеве – так сильно было течение. В полдень были на месте. Тонь от прочих мет на реке отличается тем, что берег должен быть пологим, чистым и достаточно широким для манеров с неводом и лодками, на дне что не было ни камней, ни коряг. Тонь, куда мы дошли, была надежна, проверена и поэтому наш бригадир привел нас сюда.
До вечера мы оборудовали в стороне стан, в кустах построили шалаш, накосили травы для постели. Несколько раз бросили невод, но улов был плохой – несколько рыбин, но на еду в самый раз. Было это числа 8-9 сентября. За следующий день поймали около 120 штук. Сами ловим, и все время прислушиваемся: не стучит ли мотор рыбнадзорного катера? Рыбу бросили недалеко от берега кучей в кустах и плотно укрывали травой. Было уже достаточно холодно и она не портилась в течение 4-5 дней. Семутин требовал, чтобы вечером невод укладывали в лодку и прятали её подальше на берегу в кустах. Опытный, умный человек.
В тот вечер, третий, как мы начали свой промысел, сидя у костра, ужинали и слышали, как вверх по Амгуни прошел катер. Его мы не видели, было уже темно, да и стан наш был закрыт густыми кустами от берега. Особого значение этому не придали, здесь время от времени проходили то самоходки, то катера. Встав утром, мы увидели, что уткнувшись носом в наш берег, стоит тот самый злополучный «дельфин» - катер рыбнадзора. От неожиданности и страха реакция у нас была вполне ординарной для такой ситуации: все разбежались по кустам – кто куда. А один мужик, как потом признался, наложил в штаны. Прошло полчаса, сидим тихо, но любопытство берет верх. Собираемся у нашего шалаша и решаем послать нашего бригадира с двумя бутылками водки на переговоры к рыбнадзору. Он согласился – куда деваться! Остальные залегли в кустах и наблюдаем: если Семутина будут брать, то кинемся на выручку. Смотрим, никто его не арестовывает, сидят они на плавнике рядком с рыбнадзором и беседуют. Мы тогда осмелели, подошли и прислушиваемся к беседе. Инспектор говорит, что пойманную рыбу он конфискует вместе с небольшой лодкой, которую мы плохо замаскировали, а если мы хотим рыбачить дальше, должны действовать по-умному – не попадаться, а рыбу спрятать получше. С тем и уплыл, оставив нас без единой рыбины. Хорошо, хоть лодка-неводник была надежно спрятана. Едва уплыл «дельфин», мы тут же начали рыбачить. На это раз решили прятать рыбу на острове, ниже нашей тони метров на 300. Перевозить рыбу туда получили мне, благо у нас осталась оморочка. Мужики упирались еще два дня, по пояс ловя рыбу в воде, её к тому времени поперло немало, а я, выкручивая руки, мотался туда и обратно на оморочке через перекат и прятал добычу.
В общем. За эти дни мы этой самой кеты наловили много. Руки у меня вспухли от рыбьей слизи, малейшие царапины нарывали, ноги не просыхали, но раз рыба идет, нужно ловить, несмотря ни на что.
В последнюю ночь пошел дождь. Я спал под кустом, укрывшись плащом и слышал, как он тарабанил по брезенту. Просыпаюсь утром – снег, тишина. Рыбаки, намаявшись, спять кто где: у прогоревшего костра, в шалаше. Под кустами. В воздухе еще кружат снежинки. Белым стали берег, деревья, громады прибрежных сопок с еще закрытыми тучами вершинами.
День прошел в сборах и поздно вечером, загрузив неводник тяжелыми мешками с рыбой, тихо отправляемся в обратный путь, на этот раз по течению реки. Лодка до того перегружена, что сидя на веслах, в темноте чувствую воду в нескольких сантиметрах от края борта. Один из нас постоянно вычерпывает воду, монотонно шкрябая о дно консервной банкой. Это надо делать непрерывно – лодка где-то прохудилась. Неровное движение или, не дай бог, волна и мы все, рыбаки и рыба, пойдем ко дно. Но все обошлось, благополучно причалили к берегу на том же месте, откуда отправлялись на рыбалку. Нас уже поджидали две подводы, мы с этими людьми договорились заранее. Восемь километров таежной дороги – и вот мы дома. Я сразу лег спать. Ночью тихий стук – подводы развозят рыбу по домам. Мои четыре битком набитые мешка прибыли на место и ждут переработки. Тут уж мама мастерски разделает и засолит рыбу и икру.
Вот одна из моих рыбалок. Теперь о ней остались лишь одни яркие и приятные воспоминания.
Примечание публикатора.
Есть народная мудрость – охота пуще неволи. Кто заставляет так мучиться рыбаков или охотников, как описывает Виктор Глотов? Неужели голод, как наших далеких предков? Видимо, что-то другое.
Я не был заядлым рыбаком, как и мой отец. А вот мой брат очень часто ездит на рыбалку, встает ни свет, ни заря, чтобы вместе с друзьями поехать куда-то на речку. Удивительно, но ведь мой отец родился на нижнем Амуре, и его отец, т.е. мой дед Иван, был известным в низовьях Амура засольщиком рыбы и икры. Уважаемая была профессия, ведь в те годы жизнь первых переселенцев, пока они не раскорчевали землю, зависела от уловов и сохранности рыбы. Но у отца не появилась такая тяга к рыбалке, а тяга к знаниям. Вот и стал он учителем, и этой профессии отдал всю свою жизнь. И она его поила, кормила, в те годы советской власти профессия учителя была очень уважаемой и престижной.
Но у своего отца мой отец научился вязать рыболовные сетки. Рыбаки знают, что они часто рвутся – то за корягу зацепятся, то топляк порвет. Вот отец и выполнял заказы херпучинских рыбаков – вязал им сети. И те расплачивались с ним рыбой. Еще рыбу мы и покупали, сами не ловили. На зиму у нас обычно было полбочки соленой рыбы, а вот столько копченой, я не знаю. Но была и она. Пока отец работал директором школы в Оглонгах, он покупал рыбу там. Вполне вероятно, по льготным ценам, ведь у многих рыбаков дети далеко не отличники. Но никогда отец не брал рыбу задарма, он был в этом отношении очень щепетильный.
А вот когда работал директором Херпучинской школы, при которой был интернат, где жили дети представителей малочисленных народностей севера, привычных к питанию рыбой, отец выбивал лицензию на отлов определенного количества осенней кеты для интерната. Рыбаки, которых школа нанимала, прикрываясь этой лицензией, ловили рыбы больше и продавали учителям, и нашей семье тоже.
Мне в своей школьной жизни приходилось ездить на уборку картофеля вместе с классом в села Князево и Удинск, копать картошку в своем огороде. Видел почти все из того, что описал Виктор в своих впечатлениях о детских годах и о приездах к родителям. Проваливался и под лед, когда катался на коньках ранней осенью, а потом сушился в школьной кочегарке. Все было, только вот на охоту и рыбалку я не ходил, но наслушался рассказов немало.
