Мастерские
В детстве я любил приходить сюда. Мастерские вызывали к себе уважением каким-то рабочим напряженным ритмом, специфическими звуками и шумом станков и механизмов, своеобразных запахом горячего металла, смазки- вся гамма восприятий всегда была немного тревожной, но будоражила и волновала. В комплекс мастерских входило несколько цехов, размещенных в отдельных зданиях. Самыми большими был механический цех, со стоящими рядами токарными, фрезерными, сверлильными и другими станками, с верстаками и сборочными стендами, де работало несколько десятков человек. Были среди них и бывшие школьники, некоторые из них, учась уже в старших классах, вынуждены были по разным обстоятельствам бросить школу. Некоторых ребят, имевших определенный возраст, принимали учениками в токарный, слесарный или другие цеха. Если мы приходили в цех просто так, они немного воображали перед нами , даже гордились своим рабочим положением и, если была возможность, объясняли, что знали – как, например, управлять токарным станком. Ребята, прошедшие ученичество и работающие самостоятельно, выполняли наши просьбы что-либо выточить. Помню, нам позарез нужны были шурупы для лыжных крепление и двое хлопцев долго бились, пытаясь выточить их на станках. Было трудно с металлообрабатывающим инструментом. Однажды мы долго наблюдали, как опробовали самодельный станок для изготовления напильников. Вначале ничего не получалось: насечка была разной глубины, неровная, заготовку деформировало. Но потом приспособились и после закалки получились драчёвые напильники, правда, недолговечные.
Помню известного мастера, специалиста и уважаемого человека Мешкова Николая Капитоновича. Он был токарем и ему доверялась сама ответственная и квалифицированная работы. Позднее, после войны, их семья уехала в Хабаровск, и как-то, просматривая краевую газету «Тихоокеанская звезда», я с удовольствием прочитал хвалебную статью о Мешкове, работавшем в селе Матвеевка возле Хабаровска.
Как-то раз, зайдя в слесарный цех, мыс другом удивились необычным манипуляциям, которые производили четыре или пять рабочих в присутствии главного инженера прииска. В нескольких металлических ящиках был насыпан мелкий песок, туда же наливали ртуть из бутылей. Ртуть оказывалась на дне, песок всплывал и его в этих ящиках энергичного перемешивали. Что же были за манипуляции с ртутью, мы не поняли. Потом кто-то нам пояснил, что таким способом извлекали золото из песка. Что из этой затеи вышло, не знаю, но то, что школьники забавлялись целый год этой ртутью – помню. Никто, ни взрослые, ни дети не подозревали о вреде её. Любимым занятием было натирать в ладонях медные деньги, скажем, пятаки, пока они не начинали блестеть и переливаться, как серебряные, покрываясь тонкой ртутной пленкой. В щелях пока в школе и дома можно было всегда разглядеть шарики разлитой ртути. По нынешним временам нашу школу закрыли бы на непредвиденные каникулы, содрали бы пол, провели бы дезактивацию против ядовитого испарения. Но тогда либо об этом никто не знал, либо не обращали внимание на детские забавы. Может быть, кто-то и заболел, да мало ли от чего тогда болели: то ли от недоедания, то ли от простуд, то ли от отравления.
Мне нравилось бывать в литейном цеха. После шума станков и визга металла в токарке, здесь почти всегда была тишина, простор, много света. Рабочие «играют в песочек» - просеивают, сушат или увлажняют землю, перелопачивают её, переносят какие-то деревянные детали, ящики. Побывав там три или четыре раза, что мы поняли, что готовят специальную формовочную землю, как закладывают в специальные металлические ящики – блоки, деревянные модели, трамбуют землю и затем, вынув это модели, формируют в ящиках пустоты.
Когда все приготовят, земля в ящиках просохнет, разжигают вагранку – высокую плавильную печь, где горит кокс и плавится чугун. Кокс привозили откуда-то в бумажных мешках. Освободившиеся мешки выбрасывали. Мы же находили им хорошее применение: отмыв грязь, высушив и прогладив утюгом. Получали бумагу, из которой сшивали тетради. Настоящие тетради и бумага была в большом дефиците. Литейщиком был мастер по фамилии Лопухин – глуховатый, спокойный человек с рыжими волосами. Нас, пацанов, он никогда не выгонял из цеха.
Когда чугун в вагранке расплавлялся, Лопухин выбивал пробку, и расплавленный металл ручьем тек в ковш ,который, как на носилках, держали двое дюжих рабочих, а затем они осторожно разливали металл в клетки формовочных ящиков. В такие дни цех был совершенно иным: шум и грохот вагранки, всеобщее напряжение, суета, крик рабочих, веером разлетающиеся искры от расплавленного чугуна, особый запах жидкого, ослепительно яркого металла и перегретой земли. Тут уж мы жались подальше, чтобы не попасть кому-нибудь под «горячую руку» и чтобы нас не выгнали.
Работа закончена. Вагранка затушена и снова тишина, лишь парят и пылают жаром формовочные ящики, в которых остывает металл, и Лопухин ходит между ними, внимательно осматривая результаты своей работы. Пройдет пара дней, формовочные ящики поднимут, землю вытряхнут, а остывшее литье отправят для дальнейшей обработки.
На территории мастерских было еще несколько цехов: столярный, кузнечный, электроцех, работала пилорама, вовсю трудились электросварщики. В столярке работал мой сосед дядя Саша Желнин. Я иногда приходил к нему с разными просьбами. Здесь всегда пахло деревом, смолой, не было резкого шума, визга токарных и фрезерных станков. Работа людей казалось неторопливой и спокойной. И тем не менее, цех обеспечивал большой поселок и производство всеми необходимыми столярными изделиями, всем деревянным, как говориться, «ширпотребом» в достаточной количестве и в ассортименте. Здесь же делались ящики с хитроумными соединениями стенок без гвоздей – специальным замком, в которые упаковывалось золото. Их отделывали и проверяли с особой строгостью и придирчивостью, как-никак в них хранился и перевозился драгоценный металл.
Электроцех – небольшое деревянное здание, но на плечах специалистов лежала большая ответственность за исправность и бесперебойную работы очень солидного электротехнического хозяйства прииска. Там даже желали ремонт и перемотку электродвигателей, не считаю иной разнообразной и многотрудной работы. Руководил цехом Генераленко, по-моему, Федор. Я туда наведывался в Анатолию Ерохину – вначале ученики, а затем ставшему электрослесарем. Он мне здорово помог в ремонте велосипеда.
В кузнечном цехе нас всегда восхищал могучий молот. Еще по появления очень распространенных пневматических, там действовал молот довольно архаичный и тихоходный. По двум вертикально стоящим и хорошо смазанным направляющим из толстых труб, скользим вверх и вниз сам увесистый молот – болванка. Вверх он поднимался с помощью троса, который шел к лебедке, за рычагами которой стоял помощник кузнеца. Сам кузнец выхватывал и из горна увесистую, раскаленную добела железяку, бросал её на наковальню и подавал сигнал помощнику. Тот, орудуя рычагами, поднимал молот вверх, а затем растормаживал его, и тот с силой мощно бил по железу. И так раз за разом. Эффектно! Помню, мы просили кузнецы, чтобы он сделал нам, как мы говорили, «шайбы». Дело в том, что в те годы мы увлекались игрой на деньги. Почти каждый пацан имел в кармане мелочь. При желании и определенной ловкости он мог приумножить свой «капитал». Для этого нужно было играть, а в игре без хорошей «шайбы», к которой у тебя привыкла рука, выигрыша не жди. «Шайба» должна быть умеренно тяжелой, гладкой, удобной в руке. И такое изделие мог изготовить только молот с одного удара.
Кузнец, если был в хорошем настроении, выполнял нашу просьбу, и положив на наковальню две-три круглые железячки, припечатав их молотом, отбрасывал нам. «Шайбы» были идеально гладкими и горячими после удара. Подсунув их ногой или палочкой в лужу и, подождав, пока остынут. Мы любовались своим приобретением и рассчитывали на успешную игру.
В кузнечном цехе много лет проработал мой бывший одноклассник Костя Василенко. Он ушел работать в мастерские еще мальчишкой. Вначале трудился в токарном, затем был подсобником в литейном, а потом перешел в кузнечный цех. Физические крепкий, сильный парень работал молотобойцем, а затем, после армии, кузнецом. Ушел на пенсию по «горячей» сетке в 50 лет. В кузню больше не вернулся – подрабатывал сторожем.
Дома он выстроил прекрасную усадьбу, огород, капитальные надворные постройки, приобрел «Ниву» и УАЗик. Летом занимается покосом, рыбалкой, солит и коптит рыбу. Всегда он мне нравился: спокойный, уравновешенный человек, хозяин, в руках у него все спорится, умный и рассудительный, не любит зря болтать языком. Бывая на прииске, я всегда заходил с гостеприимный дом Кости и его жены Тамары ( Примечание – Василенко Тамара Андреевна – учительница физики в школе – А.Щ.).
Одним из электросварщиков был Воротников. Я хорошо знаю их семью: дружил одно время с его сыном Толькой. Семья простая, трудовая. Кроме Тольки, у них был младший Виктор. Мать работала в больнице санитаркой. Когда родители были на работе, мы в их доме устраивали веселые игрища, была почти полная свобода действия. Правда, перед приходом родителей Толик наводил основательный порядок: ставил на место мебель, подметал пол, иначе мать могла задать трепку.
Помню, я приносил почитать им книги и отец, придя с работы, отдыхая на койке, читал нам вслух. Голос у него был глуховатый, негромкий, но необыкновенно выразительный. Так мы переслушивали несколько книг, но особенно мне запомнились и запали в душу рассказы Джека Лондона. После войны, наверное, в 1946 или 47 году, они уехали на запад, по- моему, в Белгородскую область, о которой грезили все годы, пока я их знал. Видимо, кто-то из родителей был оттуда родом.
Спустя года полтора-два, они неожиданно вернулись на прииск, да еще с маленькой дочкой Валентиной. Оказалось, что жизнь в этой области, разоренной войной, оказалась совсем не такой, о которой мечтали. Ребята мне много рассказывали о разрухе, сожженных городах, о голоде. Так, они поведали, что весной, после схода снега, многие жители ходили на бывшие картофельные поля и искали там прошлогоднюю картошку. Зная, как выглядит эта черная, сморщенная, высохшая картошка, я удивился – как её можно есть? Но они уверили, что из неё можно было добывать крахмал. Вот так-то!
Кроме ярких, незабываемых впечатлений от поездки на запад, пацаны Воротниковы привезли умение делать несложные взрывные устройства. Под руководством Тольки мы соорудили несколько «мин» с использованием пороха и капсюлей, даже с успехом испытали в кустах ха селом.
Итак – электросварщики. Им всегда было много работы, особенно зимой, когда драги стояли на ремонте. Изношенные ковши и пальцы восстанавливались метолом направления металла. Козырьки ковшей-черпаков можно было наварить прямо на месте зимовки драг, а вот соединительные пальцы обязательно после наплавления подлежали расточке на токарных станках с высокими центрами. В такие времена сварщики работали в две смены, в основном, на улице.
Помню необычное зрелище, увиденное мной однажды. Был поздний зимний вечер, пасмурно, только что прошел снег и облака висели над землей. Сварщик работал во дворе мастерских, склонившись над наплавленным ковшом. Когда в темноте вспыхивала дуга сварки, на облаках проектировалось склоненная фигура, и была она таких фантастически гигантских размеров, что становилось жутко видеть у себя над головой такое явление.
Пишу про мастерские и упоминаю о людях, которых знал. Очень жаль, что мало кого запомнил.
Побывав на прииске, мы с другом Володей навестили и мастерские. К токарному цеху сделали большую пристройку, там установили еще несколько станков. Кузня осталась там же, только бухают уже современные пневматические молоты. Литейку развалили, и литье привозят откуда-то издалека. Построили кирпичный просторный цех по ремонту бульдозеров, тракторов, самоходных буровых установок. Современная мощная техника сейчас совершенно необходима, прежде её почти не было. Мастеровые все такие же – живут железной напряженной жизнью. Работают здесь почти другие люди. Те, кого мы знали в годы нашей молодости, либо уже давно на пенсии, либо…
Примечание публикатора:
В отличие от Виктора Глотова, я был в мастерских считанное число раз. Во-первых, жили мы далеко, друзей в мастерской не работало, да и запчасти к велосипеду можно было купить в магазине. Игру на деньки, где применяется «шайба», я даже не знал и не слышал о ней. Мы были уже из другого поколения. Но вот столярному и слесарному делу нас учили в школе, так что я до сих мор могу сделать что-то путнее из дерева и железа, правда, без применения станков. А вот многие мои земляки, кто жил на Седьмой линии рядом с мастерскими, наверняка могут назвать еще немало фамилий взрослых людей, кто работал в этих мастерских.
