1917.
С.-Петербург. Опять СИНЯЯ КНИГА.
2 Февраля. Четверг.
Мы дома. Глубокие снега, жестокий мороз. Но по утрам в Таврическом саду небо светит розово. И розовит мертвый, круглый купол Думы.
Было бы бесполезно выписывать здесь упущенную хронику. В общем - "все на своих местах". Ничего неожиданного для такой Кассандры, как я.
К удивленью, здесь речь Вильсона не получила заслуженного внимания. А ведь это же - "новое о войне", и притом в самой доступной, обязательной, - реальной плоскости. Речь эта, и вообще весь Вильсон с его делами и словами, примечательнейшее событие современности. Это - вскрытие сути нашего времени, мера исторической эпохи. Она дает формулу, соответствующую высоте культурного уровня человечества в данный момент всемирной истории.
И еще не "снижение" - война? Для упрощенной ясности, для тех, кто не хочет понимать простой линии, на которой я фактически с первого момента войны, и кто доселе шамкает о "пораженчестве", - я просто сую Вильсона и не разговариваю дальше.
Убийство Гришки и здесь продолжает мне казаться жалкой вещью. Заговорщиков и убийц, "завистливых родственников", разослали по вотчинам, а Гришку в Царском Селе вся высочайшая семья хоронила.
Теперь ждем чудес на могиле. Без этого не обойдется. Ведь мученик. Охота была этой мрази венец создавать. А пока болото - черти найдутся, всех не перебьешь.
Ради нового премьера Думу отложили на месяц. Пусть к делам приобвыкнет, а то ничего не знает.
Да чуть не все новые, незнающие. Т.е., все самые старые. Протопопов набрал. А он крепок, особенно теперь, когда Гришенькино место пусто. Протопопов же сам с "божественной слезой" и на прорицания, хотя еще робко, но уже посягает.
Со стороны взглянуть - комедия. Ну, пусть чужие смеются, Я не могу. У меня смех в горле останавливается. Ведь это - мы. Ведь это Россия в таком стыде. И что еще будет!