Время года было уже довольно позднее, и перепадали частые дожди. В Рязанской губернии мы ехали по ужасным дорогам, изрытым следовавшими в Москву обозами и гуртами. Государь разгневался и решил предложить к исследованию и обсуждению новую систему шоссейных дорог, начав с путей, ведущих в Москве. Впоследствии он неусыпно занимался осуществлением этой мысли и, приведя ее в исполнение, стяжал вечную благодарность торговцев и путешественников. На проезд 200 верст, отделяющих Рязань от Москвы, мы употребили почти двое суток и, пробыв в древней столице только три дня, перелетели в Петербург в 36 часов.
Императрица ожидала своего разрешения, и нежная к ней любовь августейшего супруга ускорила наше возвращение. Спустя несколько дней родился великий князь Михаил Николаевич.
В течение минувшего лета Мехмед-Али, в существе уже независимый повелитель Египта, продолжал свои приготовления к наступательной войне против султана. Уже он переступил через границы подвластных ему областей, и сын его, Ибрагим-паша, вошел завоевателем и бунтовщиком в соседние провинции. Уже войска султана отступали перед ним, и все местное население призывалось к восстанию. Ибрагим не таил намерения отца своего: сокрушить державу, управлявшую мусульманами со времен Магомета, и, если нужно, проникнуть до Константинополя, чтобы ниспровергнуть колеблющийся трон султана. Он гласно возвещал преобразование Турецкой империи, отмену всех европейских нововведений и возврат к обычаям и одежде предков. Турки, недовольные этими нововведениями и униженные последней войной с Россией, охотно внимали его обещаниям и лишь весьма слабо защищали интересы своего монарха, неуместными переменами почти совсем утратившего народную любовь.
Армия его, худо устроенная и худо управляемая, отступала перед египетской, и частые побеги увеличивали силы противников. Англия и Франция только на словах сулили Порте свою помощь, но ничем не старались остановить вторжение Мехмеда-Али. В этом положении дел наш великодушный император возобновил прежний свой вызов прислать Турции вспомогательное войско и пригласил Англию и Франция способствовать действительными мерами к предупреждению падения Порты Оттоманской. Обе сии державы, не отказывая прямо, отвечали уклончиво и употребили свой вес у Дивана лишь для того, чтобы понудить его отклонить предложение императора Николая. Все, чего удалось нам достигнуть, ограничивалось просьбой Порты о посылке с нашей стороны в Египет лица для переговоров. Выбор государя пал на генерала Н. Муравьева, долго воевавшего за Кавказом и изучившего обычаи и характер турок. Сев в Крыму на фрегат, он проплыл через Босфор и Дарданеллы в Александрию и был принят Мехмедом-Али со всеми внешними знаками почтения и даже преданности русскому царю. Их переговоры ведены были в тайне и вне интриг иностранных консульств. Муравьев, сознавая все достоинство роли России в этом деле, требовал прекращения военных действий и покорности султану, обещая взамен свои услуги у Порты для полюбовного соглашения и забвения прошлого. Мехмед-Али согласился и, рассыпаясь в уверениях уважения и доверия, отправил Ибрагиму приказание остановить всякое дальнейшее движение. Таков был почти неожиданный успех той миссии: Ибрагим приостановился, и турки могли оправиться. Но, с несчастью, подозрительность и зависть Англии и Франции испортили дело через посылку в Египет Галиль-паши, того самого, который приезжал в Петербург благодарить государя за Адрианопольский мир. Корабль, на котором прибыл Галиль-паша, бросил якорь возле фрегата Муравьева. Не сносясь с Муравьевым, Галиль-паша преклонился перед Мехмедом-Али и не скрыл всех опасений Дивана, а через то познакомил честолюбивого врага с выгодами его положения и со слабостью средств, которыми владел султан. Муравьев воротился через Константинополь в Россию. Порта заметила, к сожалению, слишком поздно свою ошибку, а Англия и Франция обрадовались, что им удалось уничтожить покровительственное влияние России. Вскоре за тем турецкий агент был принужден оставить Египет, и неприятельские действия возобновились.
Армия султана под личным предводительством визиря была разбита в двух сражениях. В ней обнаруживался дурной дух; племена Малой Азии открыто взяли сторону победителя; константинопольское население волновалось и громко роптало против нововведений султана, желало торжества Ибрагиму; турецкий флот под командой того же Галиль-паши, который так неловко испортил удачно поведенные переговоры Муравьева, не принял боя, предложенного ему морскими силами Мехмеда-Али, и укрылся в Мраморное море; азиатские провинции с их крепостями быстро падали, одна за другой, перед победоносными египтянами; все средства защиты были истощены; посланники английский и французский, продолжая свои обещания, равнодушно смотрели на осуществление планов мятежного паши и на приближающееся падение Порты. Уже тогда только устрашенный султан осознал, где ему должно искать спасение, и обратился к нашему императору с усиленными просьбами о той помощи, от которой прежде так упорно отказывался.
Известие о сем пришло в Петербург в воскресенье масленицы. Государь и императрица были в это время на танцевальном завтраке у графа Кочубея, пригласившего к себе все высшее общество столицы. Государь дважды удалялся из шумного собрания почти незаметно, всего на какой-нибудь час, а между тем ему этого времени достаточно было для передачи своих приказаний министрам иностранных дел, военному и морскому.
В тот же вечер отправили курьеров с повелением уже готовой заранее бригаде плыть на линейных кораблях в Константинополь, под начальством того же самого генерала Муравьева, только что возвратившегося из египетской своей миссии.
Свободное копирование
