КАЗБЕГИ
Вскоре я прочел роман Казбеги «Отцеубийца», и был удивлен, почему тетя Женя вдруг порекомендовала его мне. Как только я закончил читать, направился к столику тети Жени. Она, улыбаясь моему появлению, спросила:
– Ну, как?
– Возможно, в то время? – неуверенно начал я, – этот роман был хорошим, но сегодня… сюжет до крайности прост и набил оскомину, особенно в кино. Главные герои – трое молодых людей: влюбленные друг в друга Яго и Нуну и их верный друг Коба. – И видя, как у тети Жени смывается улыбка с лица, растерянно добавил: – Большое спасибо за листок, я его столько раз читал, что почти выучил наизусть, а потом сжёг.
– Ну, а как Коба?
– Коба борец за справедливость – один из грузинских Робин Гудов…
– И все?
– А что ещё? Можно, конечно, найти красивые места, поговорить о том, как чувство справедливости направляет Кобу…
– А ты не помнишь, чья это была партийная кличка?
– Нет! Хотя… Как же нет, Сталина. Мне как-то не пришло это в голову.… В то время, да и сегодня, если честно, мне бы тоже хотелось быть таким же чистым, преданным другом, храбрым и справедливым…
– Ты и так не плохой, и не прибедняйся, а теперь иди, мне надо работать, – раскрыв портсигар, тетя Женя неторопливо вынула папиросу «Казбек», прикурила и с удовольствием выпустила несколько колец табачного дыма. Они, крутясь, удалялись от неё и медленно растворялись в воздухе.
– Тетя Женя, на каком основании вы предполагаете, что Коба это обязательно герой романа Казбеги?
– Я предчувствовала твой вопрос и поэтому выписала для тебя цитату из воспоминаний Иремашвили о Сталине, – и она протянула мне лист, сложенный вчетверо, и добавила: – Здесь и то, что я тебе обещала, а теперь иди.
Сунув несколько листов в карман, я быстро сдал книги и выскочил на улицу; добежал до верхнего Александровского сада и, найдя скамейку под фонарем, прочел: «Сосо хотел бы стать вторым Кобой, борцом и героем, знаменитым, как этот последний. В нем Коба должен был воскреснуть. С этого момента Сосо начал именовать себя Кобой и настаивать, чтобы мы именовали его только так. Лицо Сосо сияло от гордости и радости, когда мы звали его Кобой».
Развернув второй лист, я начал читать письмо Сталина в «Детиздат», датированное 16 февралем 1938 года.
«Я решительно против издания «Рассказов о детстве Сталина».
Книжка изобилует массой фантастических невероятностей, искажений, преувеличений, незаслуженных восхвалений. Автора ввели в заблуждение охотники до сказок, брехуны (может быть, «добросовестные» брехуны), подхалимы. Жаль автора, но факт остается фактом.
Но не это главное. Главное в том, что книжка имеет тенденцию вкоренить в сознание советских детей (и людей вообще) культ личности вождей, непогрешимых героев. Это опасно, вредно. Теория «героев» и «толпы» есть не большевистская, а эсеровская теория. «Герои делают народ, превращают его из толпы в народ», – говорят эсеры. «Народ делает героев», – отвечают эсерам большевики. Книжка льет воду на мельницу эсеров, будет вредить нашему общему большевистскому делу.
Советую сжечь книжку».
Развернув третий лист, я прочел:
« Тов. Мелхис!
Просьба пустить в печать прилагаемую поучительную историю одного колхоза. Я вычеркнул в письме слова о «Сталине» как «вожде партии», «руководителе партии» и т.д. Я думаю, эти хвалебные украшения ничего, кроме вреда, не дают (и не могут дать). Письмо нужно напечатать без таких эпитетов.
С ком. приветом
И. Сталин»
Наступила удивительная пора в моей жизни, когда физики стали лириками, когда казалось, что они преобразуют мир в разумное, справедливое, прекрасное сообщество людей. Такого количества абитуриентов не знала, да и не узнает больше никогда университетская кафедра физики. Нас захлестнул интерес ко всему на свете, кроме политики, которую мы не знали, да и не хотели знать. Многие знали наизусть стихи: Есенина, Пастернака, Ахматовой, молодых поэтов: Евтушенко, Ахмадулиной, Вознесенского, Рождественского, распевали песни Окуджавы. Киноиндустрия выдала фильмы: «Летят журавли» Калатозова, «Баллада о солдате» Чухрая, «Иваново детство» Тарковского, «Мне двадцать лет» Хуциева, «Наш двор» Чхеидзе и Абуладзе, неореалистические фильмы Италии. Мы спорили буквально по любому вопросу до хрипоты, мы упивались стихами и музыкой, прозой и драматургией, кино и телевидением, квантовой механикой и элементарными частицами. Влюблялись и дружили, стремились стать достойными как можно скорее того прекрасного мира, который вот-вот должен был наступить, как нам казалось …
