Голливуд

ГОЛЛИВУД

Лос-Анджелес, март — апрель 1943 года

Значит, все это мне не приснилось! — сказала про себя Алиса. — А, впрочем, может, все мы снились кому-нибудь еще?..

Льюис Кэрролл

— Лос-Анджелес! — громко объявил негр-проводник.

Пересев на такси, мы помчались в Голливуд.

— Отель «Никкер Баккер»! — громко прочитал Халушаков.

Мы остановились у небольшого красивого здания.

Голливуд! Легендарный сказочный киногород. Когда-то я, киномеханик, «крутил» в Саратове голливудскую продукцию по три сеанса каждый вечер — и вдруг оказался в этом киноцарстве, где живут Чарли Чаплин, Мэри Пикфорд, Дуглас Фербенкс, Рудольф Валентино…

Голливуд, предместье Лос-Анджелеса, расположился в ложбине между гор. С вершины — от Обсерватории живописный вид на город, дальше, в дымке, — Санта-Моника, и за ней сверкает на солнце Тихий океан. Он всего в восемнадцати милях от Голливуда.

Здесь мы оказались не на положении кинооператоров — снимать нам посол так и не разрешил, — а на положении просто гостей.

Это было время, когда на языках всего мира звучало имя русского города — Сталинград. Нам казалось, что американцы как-то даже примирились с самим Сталиным, именем которого был назван этот город. Мы же для них были частью того огромного и великого, что разгромило недавно Гитлера под Сталинградом, и к нам относились с исключительным вниманием и дружеским восторгом — вернее, не к нам, а к народу, который мы представляли.

Не успели мы как следует прийти в себя, как посыпались приглашения. Фирма «Уорнер Бразерс» предлагает посетить студию и посмотреть новые фильмы. «Двадцатый век Фокс» приглашает просмотреть в ателье последний боевик и встретиться с героями фильма. Мистер Голдвин просит проконсультировать снимающийся фильм о Советском Союзе. Режиссер Френк Капра просит посмотреть его документальный фильм «Прелюдия войны» и высказать свое мнение. Популярный композитор и дирижер Поль Уайтмэн — Король джаза, как его прозвали в Америке — ждет нас вечером на свой концерт в Лос-Анджелесе.

С нами встретился и долго разговаривал о последних событиях на Восточном фронте Лион Фейхтвангер. Он и тосковал по Германии, и ненавидел Гитлера. Мы присутствовали на съемках фильма «По ком звонит колокол» и беседовали с героями романа Эрнеста Хемингуэя — кинозвездами Ингрид Бергман и Гарри Купером. В павильоне снимались эпизоды в горах. Разговор был коротким, в перерыве между съемками, но очень интересным — все хотели знать, какие виды на победу и когда же, наконец, откроют наши союзники Второй фронт? Мы рассказали, как впервые познакомились с Ингрид в Лондоне, под бомбежкой, как дрожали слезы на ее ресницах в момент взрывов за стеной кинотеатра, где показывали фильм «Интермеццо», как стоически смотрели картину лондонцы. Знаменитый комик Боб Хоуп познакомил нас со своей веселой ролью в будущем фильме. В «Солдатской кантине» нас обещали представить самой популярной кинозвезде — Хэди Ламар. «Кантина» — это ночной клуб, организованный кинозвездами Голливуда только для солдат, прибывших на побывку с фронта или из госпиталя. Клуб обслуживали кинозвезды, и вход в него был разрешен только солдатам. Нам, офицерам, разрешили это в порядке исключения…

Мы увидели Хэди Ламар издали. Она не шла, а летела нам навстречу…

— А ведь она прямо к нам! — И Вася спрятался за Колю.

— Ну, ребята, пропали! Чудо, а не женщина! — тихо сказал Халушаков и покраснел.

— Добрый вечер! Как хорошо, что вы не обратили внимания на вывеску у входа! Я так польщена и рада видеть русских моряков у нас.

Все это произошло так быстро и неожиданно, а Хэди была так неотразима, что мы вначале стояли в смущении и не могли слова вымолвить, но, как всегда, Коля выручил нас всех. Он был галантен и осторожно, словно боясь разбить, взял Хэди под руку и молча повел к стойке бара. Но вот горе — танцевать Коля не умел, и эта приятная миссия выпала на мою долю. Когда кончился танец, я спросил Хэди:

— Откуда в Голливуде так много солдат и матросов?

— Это выписанные из госпиталя раненные. Здесь, на Тихоокеанском побережье, много госпиталей после разгрома Роммеля. Перед новой встречей с войной мы и развлекаем их, может быть, в последний раз! — сказала она с грустью.

Прощаясь с нами, Хэди подарила мне перстень с рубином. Почему мне? «На счастье!» — сказала она. И этот перстень хранит меня всю жизнь.

Заходили в «Кантину» и только что «забритые» сосунки, как их шутя называли «морские волки».

Выходя из «Кантины», мы обратили внимание, что на входной двери было большими буквами написано:

ОФИЦЕРАМ И ГЕНЕРАЛАМ ВХОД ВОСПРЕЩЕН!

…Фрэнк Капра и Литвак, фронтовые режиссеры в форме полковника американской армии, показали нам свой фильм — «Битва за Россию». Я увидел вдруг свои севастопольские кадры, мое сердце так забилось, что казалось, вот-вот выскочит.

— Что с вами? Вам нехорошо? — спросил меня по-русски сидевший рядом полковник Литвак.

— Нет, просто взволнован. Я увидел родной Севастополь, снятый мною в сорок первом и сорок втором годах — в дни последнего штурма.

Мы впервые увидели, как удачно американцам удалось использовать немецкую хронику в столкновении с нашей фронтовой кинохроникой. В фильм вошел материал, снятый американцами, советскими и немецкими кинооператорами. Зритель видел войну с двух позиций, американцам тогда было легче это делать — война шла не на их территории. «Битва за Россию» ошеломила нас. Мы увидели войну не только своими глазами, но глазами врага, и глазами стороннего наблюдателя. События словно бы обрели рельефность, глубину и четкую антивоенную направленность.

Сегодня на встрече со старым оператором Нью-Йоркской кинохроники Майклом Дойлом мы увидели удивительный материал. Всего сто восемьдесят метров пленки, снятой им на Гавайях во время нападения японских самолетов на Пирл-Харбор. Было отчетливо видно, как японские самолеты пикируют на американские военный корабли. Высокие столбы воды и пламени, тонущие матросы в кипящей от взрывов бомб гавани, паника среди населения…

— Как вам все это удалось снять, коллега? — спрашивали мы в один голос.

— О, это было очень просто, снял бы любой оператор-хроникер, если бы был на месте события. Важнее оказаться там вовремя! Да! Да! Случай! Счастливый случай — и ничего больше!

Майкл оказался очень скромным парнем, не очень словоохотливым, но все же мы упросили его рассказать, как он туда попал.

— Вернулся из Африки домой в Нью-Йорк усталый, разбитый… Увидел меня босс, покачал головой и сказал: «Поезжай, Майкл, куда-нибудь в тихий уголок и отдохни как следует, а то скоро могут быть веселые дела!» Я подумал, подумал и решил: «Махну-ка я на Гавайи». Побросал в сумку кое-что и пошел к двери. «Возьми меня с собой! — крикнул мне вдогонку кофр с «Аймо». — «Иди к черту! Устал я от тебя!» — И, пнув его ногой, я выскочил на улицу. «Такси! Такси!» Они пролетают мимо с пассажирами. И здесь произошел самый важный момент в моей будущей съемке. Заметьте — именно здесь, а не там, на Гавайях! Наконец появился свободный таксист, и вдруг будто кто-то дал мне пинка взад: «Майкл! Возьми меня с собой!» Не послушай я этого жалостливого призыва — не видеть бы вам нападения на Пирл-Харбор! Вот так, дорогие коллеги! Надо — не надо, таскайте с собой этот проклятый ящик с «Аймо»! А теперь посмотрите большой художественный фильм, снятый на основе моей хроники на Гавайях.

…Фирма «Метро Голдвин Майер» разделилась. Тысячу долларов в день платит Майер покинувшему его компаньону за право носить фирменную марку — рычащего льва и фамилию Голдвин. И вот сегодня Сэмуел Голдвин пригласил нас к себе на студию.

— Посмотрите, как мы снимаем «Северную звезду»! Критикуйте крепче, не стесняйтесь. Я хочу поставить правдивый фильм из жизни украинского колхоза в дни начала войны с Гитлером.

Мы были приятно удивлены, когда режиссер-постановщик фильма мистер Майлстоун, тот самый постановщик нашумевшего в свое время фильма «На западном фронте без перемен», представил нам героиню — колхозницу-партизанку. Ее играла известная кинозвезда Энн Бакстер.

— Вот и попробуй — покритикуй! Ничего не скажешь — наша, полтавская! — Халушаков обошел вокруг, стараясь придраться к чему-нибудь, найти несоответствие в костюме, в общем облике.

— Вылитая Оксана с пид Полтавы!

Нас глубоко тронула сцена окружения партизанского отряда и гибель двух партизан. Подкупала простота, человечность и правдоподобие эпизодов. Полное отсутствие клюквы. Предвзятости.

В одном из павильонов нас встретил детский хор песней «Широка страна моя родная» — происходила запись музыкальных фонов. Меня такая тоска по дому охватила — хоть плачь! Соловьев зашептал, оглядываясь, не слышит ли кто:

— А не пора ли нам, братцы, домой подаваться? Там война, а мы тут экскурсантами бродим… Неудобно как-то…

Майлстоун водил нас по огромной территории студии, а мы следили, наверное, только за тем, чтобы не выдать своего изумления — это была словно бы другая планета.

— Господа! Перед вами город мира! Нам не надо на съемки ездить в дальние страны. Здесь представлены города и столицы многих государств!

Мистер Майлстоун повел нас по кварталам Парижа, Гамбурга, Мадрида, Лондона…

— Смотри, Биг Бен, будто не уезжали! Тауэр, а вот Нью-Йорк — Таймс-сквер, только безлюдно и нет автомобилей.

— А острова Слез здесь нет? — пошутил Коля.

— Пока нет! Но вполне может быть! — смеясь, сказал Майлстоун, он немного понимал по-русски.

Мы идем по кварталам экзотического Гонконга, Шанхая, вдруг неожиданно нам преграждают путь высокие тополя, низко склонившие ветви над прудом ивы. На пригорке в живописном беспорядке разбросаны крытые соломой белые хаты с плетнями, горшками, подсолнухами. В загоне лошади мотают головами. У плетня корова в раздумье жует жвачку.

— Мы обживаем колхозную деревню… — сказал режиссер. — Что не так, как у вас на Украине? Что можно поправить? Я буду рад вашим замечаниям…

Порядком уставших от экскурсии и впечатлений Майлстоун привел нас в кабинет главы студии.

— Господа! Меня очень беспокоит музыкальное оформление нашей «Северной звезды». Давайте поговорим о народной музыке и песнях вашей страны. Познакомьтесь — мистер Темкин — композитор!

Темкин хорошо говорил по-русски — его родители родом из Москвы. Проиграв на стоящем в стороне рояле несколько мелодий, он спросил:

— Ну как? Ваше мнение? Только откровенно, не обижусь, если не понравилось.

— Музыка мне очень нравится. Она мелодичная, напевная, но не совсем русская и, мне кажется, не совсем американская…

Я собирался еще что-то добавить, но Голдвин, извинившись, перебил меня.

— Вот-вот, это как раз то, чего я добивался от композитора. А от вас я хотел услышать подтверждение своей правоты. Вы это уловили, и я вам благодарен! Этот фильм я делаю не только для Советского Союза, иначе звучала бы ваша музыка и все было бы правильно. Этот фильм о советской жизни для американцев. Музыка должна быть такой, чтобы элементы русского и американского сочетались. Среднему американцу ничего не останется, как подпевать по ходу картины в зрительном зале! Это очень сложная задача, уверяю вас!

В заключение мы по просьбе хозяина не очень стройно спели «Полюшко-поле».

… На студии «ХХ век Фокс» ее художественный руководитель и продюсер Борис Мороз — русский, выходец из Петербурга — повел нас по студии, которая показалась нам пустынной. Кто-то имел неосторожность спросить:

— У вас что, сегодня выходной?

— Почему? — удивился наш гид.

— Пустовато…

Мороз рассмеялся:

— Просто каждый на своем месте и занят работой!..

Вскоре мы убедились в правоте его слов. В огромном павильоне происходила съемка и работа кипела. Мороз представил нам молодого человека, худощавого, среднего роста, ничем не примечательного:

— Знакомьтесь, дорогие гости, — сын Федора Ивановича Шаляпина!

Шаляпин-сын в то время снимался в роли советского сержанта в фильме «Россия». В заключение нам показали последний боевик фирмы «ХХ век Фокс» — «Сказки Манхэттена». Мы смотрели, затаив дыхание. Фильм произвел на нас огромное впечатление. Но особенно нас потряс фильм Орсона Уэллса «Гражданин Кейн». Нам рассказали, что у фильма была трудная судьба, его вообще не хотели выпускать на экран. Все факты и персонажи достоверны и настоящее имя героя не было загадкой. Разразился грандиозный скандал. Фирме предлагали колоссальные деньги с тем, чтобы уничтожить негатив и все копии, но режиссеру чудом удалось устоять в этом неравном поединке и сохранить для истории и фильм, и историю его возникновения.

Не успели мы вернуться в «Никкер Баккер», как за нами приехали со студии «Уорнер Бразерс». Да, уставать было некогда. Нас ждал один из братьев — Гарри Уорнер.

— Я только что закончил «Миссию в Москву». Мы с послом Девисом хотим сами показать фильм Сталину в Москве. Но вы будете первыми зрителями. Вы знаете, что большинство фирм Голливуда сейчас ставят фильмы об СССР — «Мальчик из Сталинграда», «Девушка из Ленинграда», «Северная звезда»… Вы, русские, сейчас популярны у американского народа, как никто никогда не был популярен!

Действительно, Америка бурно выражала свои симпатии к России. Незадолго до нашего приезда член сенатской комиссии по иностранным делам Пеппер произнес хвалебную речь о доблести советских войск, в которой были и такие слова: «Кто может определить размеры нашего долга перед русскими? Россия никогда не падет, Россия и свобода будут существовать вечно!»

И это не исключение. Но — речи произносили, а Второй фронт открывать не торопились…

После вступления США в войну в декабре 1941 года была выпущена серия антифашистских фильмов. О России писали американские писатели: Колдуэлл — роман «Долгая, долгая ночь»; Лоусон — сценарий о советских партизанах — «Контратака» и «Конвой судов в Россию». Альберт Мальц вместе с кинематографистами смонтировал материалы советской кинохроники, написал дикторский текст к фильму «Москва дает отпор».

Неизмеримо поднялся интерес к документальному кино, и не только у кинематографистов, но и у широкого зрителя. Была выпущена целая серия, пользовавшаяся особой популярностью: «За что мы сражаемся?». Именно в эту серию входил фильм Фрэнка Капра и Литвака «Битва за Россию».

Луис Майлстоун, постановщик прогремевшего на весь мир фильма «На Западном фронте без перемен» и «Северной звезды», вместе с Йорисом Ивенсом снял картину «Наш Русский фронт». Режиссер Берстин поставил фильм «Русская история», куда вошли фрагменты из «Александра Невского», «Петра Первого», «Броненосца “Потемкин”» и других.

Многие в Голливуде значительно «покраснели». Даже «Метро Голдвин Майер» — фирма, поставившая до войны много антисоветских фильмов, одной из первых начинает в этот период делать картины об СССР. Именно в 1943 году Григорий Ратов ставит «Песню о России», дружественную нам, хотя и менее значительную, чем «Северная Звезда».

«Северная звезда» начиналась надписью:

— «…22 июня 1941 года немецкая армия пересекла Советскую границу. Она пересекла много границ. Но это была особая страна и особый народ».

А в 1958 году — спустя всего пятнадцать лет — «Сайд энд Саунд» сообщил, что в лондонских кинотеатрах демонстрируется «первая версия "Северной звезды"». Картина была изрезана и изуродована, тексты заменены другими и кончались фразой:

— «Нацистскую угрозу сменила угроза коммунистическая…»

А еще раньше, в 1947 году, когда на Голливуд обрушилась Комиссия по расследованию антиамериканской деятельности, многие с легкостью и готовностью отказалась от своих работ военного времени — те же Гарри Уорнер, Луис Майер, Гарри Купер и Роберт Тейлор. Но многие остались навсегда настоящими друзьями Советской России.