В легендарном Переделкино
Я как-то писал, что нигде не чувствуется так корпоративная писательская солидарность, как в Домах творчества. Особенно это чувствуют люди со стороны, и я быстро ощутил это, впервые попав в Переделкино. Оно и понятно. В то время, как большинство соседей по Дому Творчества по будням шли к письменному столу, в редакции газет или журналов, я отправлялся на службу в милицейскую к о н т о р у и напрочь забывал о литературе. Старший опер отделения уголовного розыска на каширском направлении Московской железной дороги, я пребывал в Переделкино вне писательской среды, постоянно открытый для общения с творцами...
Однажды случилось так, что в комнату, где я жил, постучал незнакомый литератор – средних лет, скромно одетый с небольшим малозаметным дефектом глазного зрачка. Еще я обратил внимание на то, что он был в фуражке.
- Мы с вами соседи, коллега. У меня проблема... Надо срочно поехать за очками, а с женой мы встречаемся только завтра. Нет денег. Вы не могли бы...
Я был рад проявить писательскую солидарность. Полез в бумажник.
- Спасибо. Завтра я верну.
- Они мне пока не нужны...
Коллега не пришел ни завтра, ни через неделю.
Я не вспоминал о нем, пока случайно не услышал разговор двух горничных, убиравших коридор. Одна громко сказала другой:
- Опять появился этот кидала... С бельмом. Помнишь?
- Долгонько его не было.
- Ждал, когда заезд сменится...
Мои соседи по столу, оказалось, слышали о мошеннике, который под видом писателя периодически кидает доверчивых лохов, занимая у них деньги.
- Он не одного уже обманул. Как новый заезд – он снова здесь...
- На этот раз ему конец, - объявил я.
- Где вы его найдете?! Тут в одном только совхозе несколько тысяч человек. А еще поселки! В самом Переделкино тысяч сорок.....
Непрофессионалов обычно гипнотизирует количество проживающего вокруг населения. Между тем, если ищешь афериста, принимать во внимание следует только мошенников. В Переделкино их не должно было оказаться более трех. Особых трудностей в розыске мошенника я не предвидел.
«В фуражке, пожилой, да еще с заметным бельмом на глазу...»
То, что из всех проживавших в Доме творчества писателей аферист попал на мента, было для него фатальным.
- Соседи должны его знать...
- Как скажешь, начальник... – дурацкая эта приговорка была тогда постоянно у всех на слуху. Писатели охотно ею щеголяли. - И когда начнете розыск?
- Вот закончу рукопись, оставлю свободный день перед отъездом и пойду...
- И сдадите в милицию?
- Повешу в Доме Творчества. В столовой на люстре...
И день этот настал. Рукопись упакована, уложена в сумку. Соседи по столу успели познакомить с моими планами своих коллег. Короче: в Доме творчества ждали дальнейшего развития событий.
Утром я вышел на поселковую улицу.
Мошенник не должен был наезжать издалека. Не мог он и приходить со стороны станции «Переделкино» - его потенциальные жертвы, как правило, прибывали оттуда.
Я направился в сторону более удаленной от Дома Творчества платформы «Мичуринец». Жизнь поселка здесь выглядела более патриархальной, меньше чувствовалась близость писательского муравейника, по улицам шастали куры, несколько человек с ведрами брели к колодцам.
«Дачники...»
У хозяев колодцы, как правило, под рукой, внутри дворов.
Я не пошел к дачникам. Не стал терять времени.
В конце следующей улицы какой-то мужчина занимался саженцами. Я подошел.
- Мужик, слышь... Ищу друга, пожилой он, с бельмом. Где-то здесь живет...
Мужик оставил саженцы.
- Есть один... – Он показал вдоль улицы. – Дом с синей террасой. Тут недалеко.
- В фуражке ходит?
- Не видел.
- А бельмо?
- Бельмо есть.
Дом оказался действительно неподалеку. Синяя терраса. За ближайшим окном перед столом сидел пожилой человек, лицо было опущено – он что-то разглядывал лежавшее перед ним на столе.
Я постучал в стекло – мужчина поднял голову. В глазу у него было большое мутное пятно. Но это был не мой аферист.
Мужчина ремонтировал часы. Увидев меня, он пошевелил губами - что-то сказал. В комнате появилась пожилая женщина, она подошла к окну, открыла форточку.
- У вас часы в ремонт?
- Нет, - я привлек внимание часовщика. - Деньги в Доме творчества занимал?
Так мог спросить только тот, кто имеет на это право.
Мужчина и женщина переглянулись.
- Много? – спросила женщина почему-то.
- Не очень. Обещал быстро вернуть, - я был настроен решительно.
Они снова переглянулись. Подумалось:
«Наверное, каждый обманутый приходит сначала сюда, к часовщику ...»
Женщина о чем-то спросила у мужчины, я прочитал по губам:
- Сказать что ли?
Мужчина подумал, махнул рукой, снова спрятал лицо в бумагу с винтиками.
- Это Панков. – сказала женщина в форточку. – За ним это водится. Все знают и молчат. Не хотят связываться! А люди к нам идут... Дом 11...
- Где это?
- Дальше... – Она объяснила. - Как жена уедет в гости, он и колобродит...Он живет в первой половине. Вторую они сдают.
Дом 11 оказался недалеко и действительно состоял из двух половин.
Я прошел в первую. Дверь была не заперта.
- Кого? - Из комнаты появился мужик в накинутом на майку пиджаке, в теплых прошитых штанах, с круглым хитроватым лицом, с бельмом на глазу.
Я его сразу узнал, достал так называемые красные корочки. Ксиву.
- Что делать будем? Может пройдем по холодку...
- Надо же... – удивился он показано. – Только к вам собрался – и тут вы! Чуть не разошлись...
- Где деньги? – Я не стал тянуть.
- Это разом... – Он повернулся к вешалке с рабочей одеждой. Там, я понял, он прятал свои нетрудовые доходы. Требуемая сумма была собрана мелкими купюрами. Все они были перегнуты многократно, прежде чем поместиться в укромных тайниках одежды. – Вот!
Меня отвлекло начавшееся в избе исключительное зловоние.
С Панковым случился приступ медвежьей болезни.
– Извините, я сейчас! – крикнул он, бросаясь куда-то в сени и прижимая обеими руками сзади теплые штаны.
Я не стал ждать, с деньгами пошел на выход.
Дверь в избу не прикрыл – слишком зловонно было внутри, калитку тоже оставил открытой, но уже просто в знак неуважения.
Был теплый день. Начало переделкинского дачного сезона. На столбах белели листочки с предложениями. Увидел я и объявления, предлагавшие снять вторую половину дома, из которого я только что вышел.
Не поленившись, я односложно охарактеризовал хозяина на каждом объявлении...
Вернулся в Дом творчества. Мое писательское бытие на том заканчивалось, пора была возвращаться к жизни вокзального опера. Мента.
До принятия в Союз Писателей СССР оставались годы.