Лето 56-го года я провел уже воспитанником старшего 1 класса, со шпагою, с моими родителями в Ревеле. Там скончалась жившая вместе с нашею семьею старшая дочь Карамзина, Софья Николаевна. Упоминаю об этом потому, что ее болезнь и кончина остались в моей памяти как доказательство того, насколько сильно было душевное угнетение тогдашнего общества от только что окончившейся ужасной войны. После того как в мае 1857 года убит был старший сын Карамзина, старшая сестра его Софья Николаевна до того была потрясена этим несчастьем, что из веселой, беззаботной, разговорчивой, какою она всегда была, долгие годы бывшей умом, образованием и прелестным характером приманкою карамзинской гостиной, вдруг превратилась в грустную и задумчивую. Затем все усиливавшиеся ужасы войны стали на нее действовать так сильно, что она мало-помалу впала в полную меланхолию и в этом состоянии прожила до кончины.
Припоминаю в связи с этим, что в один из светлых промежутков ее состояния до кончины она, припомнив недавнее прошлое, поручила передать своему другу, Ф.И.Тютчеву (поэту), чтобы он бросил заниматься столами, говоря, что это вредно для души. Надо сказать, что 1854-й и 1855 годы в петербургском обществе, отчасти под влиянием печальных смертей на войне, отчасти под влиянием кончины Николая I, были временем, когда что-то мистическое и суеверное играло роль в гостиных и семьях. Помню, что самая кончина Николая I была обставлена рассказами о страшных явлениях, ей предшествовавших. Так, говорили об одном барском доме, где дочь (ее называли) занималась спиритизмом и получила ответы на вопросы посредством биллиардного кия, который она брала в руки и который ее доводил до книжного шкафа и ударял об книгу, где должен был заключаться ответ на мысленный вопрос; при этом кий, когда книгу ставили на стол, развертывал ее и ударял на ту страницу, где заключался ответ. Так как я видел такие странные вещи собственными глазами, то и упоминаю об этом рассказе, как о чем-то правдоподобном. И вот однажды на какой-то вопрос о войне, еще до болезни Николая I, кий очень сильно стал вырываться из рук барышни, затем, вырвавшись, долетел до портрета Николая, ударился об него и, свалившись, разбился вдребезги. "Будет несчастье!" — сказала тогда мать этой девушки. К этой же категории предзнаменований следует отнести тот факт, что певчие Казанского собора, тоже до болезни Николая I, по какой-то непонятной ошибке запели при возглашении многолетия Императору "вечную память".
Помню тоже рассказ того времени о какой-то черной птице, три дня до смерти Николая I сидевшей над спицом маленького бельведера на крыше Зимнего дворца, как раз над его комнатою, и постоянно кричавшей каким-то зловещим голосом. Все эти рассказы доказывали, как я сказал, до известной степени нервное настроение тогдашнего общества, и ничего нет удивительного, что первые явления и опыты спиритизма, в форме вертящихся столов и пишущих карандашей, происходили чуть ли не в каждой гостиной Петербурга. Беседы с духами мертвых — с душами убитых на войне, а потом с духом Николая I — были главными предметами спиритических сеансов.
