Студия открыта
Весной 1912 года Константин Сергеевич Станиславский собрал группу сотрудников Московского Художественного театра в помещении над кинотеатрам "Люкс" на Тверской улице и объявил о своем намерении организовать молодежную студию для экспериментальных занятий по "системе".
Причины возникновения Первой студии общеизвестны. Сам Станиславский рассказывает об этом в книге "Моя жизнь в искусстве". Его "система" находилась в ту пору в первоначальной стадии своего развития, но она была уже создана и существовала реально в качестве официально принятого театром метода творческой работы. Однако она нуждалась в экспериментальном подтверждении, в выводах практики, в доказательствах от "живого" театра. Общественный резонанс "системы" тогда был велик, но довольно поверхностен. Газеты помещали многочисленные интервью со Станиславским по этому поводу, в театрах -- в нашем и других -- много шептались, судачили, удивлялись, не верили; актеров, работавших с Константином Сергеевичем, подвергали придирчивой критике с той точки зрения, стали ли они играть лучше, и подчас приходили к неутешительным выводам. Да и я, грешный, по молодости лет не считал, что "система" чем-нибудь может помочь Качалову и Леонидову, Книппер и Москвину, Лилиной и самому Станиславскому. Я не представлял себе, что можно играть лучше, правдивее, с большей полнотой перевоплощения в образ, чем играли они на четырнадцатом году существования Московского Художественного театра.
Конечно, во мне говорило неведение, а также гигантский пиетет перед мастерами Художественного театра. Но и теперь, по зрелом размышлении, я по-прежнему продолжаю считать, что "система" не могла и не должна была образовать на том ее этапе существенного рубежа в исполнительском стиле самого театра. Не я один не замечал разницы между тем, как там играли до введения "системы" и как стали играть с ее помощью. Дело в том, что большие актеры Художественного театра и были в первую очередь творцами "системы", они ее создавали по своему "образу и подобию", ее формировали своей вдохновенной игрой. Их творческий опыт, гениально фиксированный Станиславским, им извлеченный из практики лучшего театра страны, и лег в основу новой методики, предназначенной для того, чтобы поколения грядущих актеров не блуждали ощупью в потемках, но прямо шли к тем большим результатам, которых добились Станиславский с товарищами за долгие годы совместной работы в театре.
Мне кажется, что здесь сошлись два параллельных художественных явления -- творческая зрелость актеров МХТ и рождение "системы" К. С. Станиславского. Сошлись закономерно, ибо одно без другого немыслимо, в итоге сложного, полного исканий пути, на протяжении которого актеры театра, по словам Вл. И. Немировича-Данченко, "постепенно выбивались из представления к творчеству", а Станиславский открывал "давно известные истины" сценического искусства, постигал тайны "органической природы" в процессе воплощения образа. Ведь это не случайно, что только после премьеры "Карамазовых" определился взгляд на Художественный театр как на театр актера по преимуществу, что только к этому времени замолкли скептики, утверждавшие, что "художественники" все еще выезжают на "обстановочке", на тончайших изгибах пресловутого "настроения", на заботливых режиссерских помочах. Путь был долгим, период "раскачки" перед прыжком затянулся, может быть, именно потому, что у основателей Художественного театра тогда не было еще в руках "системы", этого мощного ускорителя творческого процесса. Но путь был пройден как раз к тому моменту, когда Станиславский сформулировал ведущие заповеди своего учения о переживании. Сегодня я это понимаю. Тогда же мы все как бы находились внутри явления. Мы огорчались, что "система" не дает заметных результатов в Художественном театре, не понимая, что сама она является результатом творческих усилий его мастеров.
Свободное копирование
