авторів

1427
 

події

194041
Реєстрація Забули пароль?
Мемуарист » Авторы » Vladimir_Debogory » Университетское время и начало моего народничества - 4

Университетское время и начало моего народничества - 4

01.03.1869
Киев, Киевская, Украина

 Не берусь последовательно излагать о том, как зародились у меня первые зачатки социалистического учения, так как это было бы мне очень трудно исполнить в настоящую минуту. Произошло это под влиянием не одного какого-либо сочинения или автора, чтобы можно было вспоминать, а при совокупных условиях как того, что читалось, так, по всему вероятию, и моей личной жизни, предрасполагавшей к принятию этого учения. Совершилось это опять-таки не сразу, а мало-по-малу, совершенно незаметно для самого меня. То у того, то у другого автора, то из одной, то из другой книги или журнальной статьи выхватывались мысли.

 Так, давно-давно, еще в юности, помню, кружились в моей голове изречения в роде того, что "собственность есть воровство", что "первый человек, воткнувший в землю кол и об'явивший ее своею собственностью, был преступник" или что-то в таком роде; вместе с этими -- косьба с косарями, мечты о развитии физической силы и вообще какой-то своеобразный демократизм, проводившийся мною до крайности (а отличался я, между прочим, большой прямолинейностью мыслей и, раз став нигилистом, старался быть таковым до конца,-- само собою разумеется, так, как это я понимал в то время). Была в этом всем и некоторая доля простой подражательности с моей стороны: я сильно увлекался тургеневским Базаровым[1] и Рахметовым[2] Чернышевского[3], хотя роман "Что делать" в общем мне не понравился, может быть, потому, что главные лица -- Лопухов с Верочкою и Кирсанов -- чересчур много занимались собою и уж ни в каком случае не "разрешали важный для людей вопрос о семье", как это утверждали некоторые, так как фактически семьи у них не было (детей у Лопухова не было); но вскользь и темно очерченная в романе фигура Рахметова вызывала совсем другие мысли. Его огромная физическая сила, которой я был таким страстным поклонником, блуждание где-то по Волге с бурлаками, таинственный, недоговоренный конец -- все в этой личности казалось необыкновенным.

 Две -- три фразы, мельком брошенные автором, о том, как Рахметов "тянул лямку" с бурлаками -- этот, так сказать, первый намек на "хождение в народ" -- произвели на меня при всей своей неопределенности и недоговоренности огромное впечатление; моя жизнь и без того склоняла меня к народничеству, и эти две -- три фразы стоили целого романа.

 Таинственный Рахметов нравился мне; я часто задумывался над его неизвестным концом, так как почему-то был уверен, что лицо это было не выдуманное Чернышеским, а существовало на самом деле, и очень, помню, обрадовался, когда прочел значительно, впрочем, позже (чуть ли уже не в 1872 году) в посмертных сочинениях Герцена заметку о некоем Бахметеве (и так называемом Вахметевском фонде), отправившемся на какие-то острова к дикарям устраивать коммуну, что ли, о котором от кого-то тогда же я слыхал, что с него-то именно и списал Чернышевский своего Рахметова (даже сама фамилия была мало изменена: Бахметев или Рахметов).

 Первый литературный кружок, в котором, я принял участие, организовался, кажется, в 1869 году. Кружок составился из семи или восьми студентов-медиков (к этому времени я перевелся с физико-математического факультета на медицинский) из которых трое -- четверо были из медико-хирургической академии и попали к нам в Киев после петербургских студенческих беспорядков; они-то, собственно, и явились организаторами кружка.

 Из участников кружка упомяну здесь только об одном Николае Судзиловском[4], впоследствии времени принявшем участие в революционном движении. Мы собирались раз в неделю, читали и беседовали по поводу прочитанного. Мы думали о саморазвитии, готовились к общественной деятельности, хотя какой именно -- на этот счет не высказывалось определенных планов. Как будущему врачу, деятельность эта мне представлялась прежде всего, конечно, в виде врачебной помощи, оказываемой народу; но как именно это будет делаться, для меня было неясно; причина этому была, может быть, та, что, выросши в Юго-Западном крае, где земства не было, я не знаком был с организацией земской врачебной помощи; отчасти же неудовлетворительность этой помощи -- в виду неблагоприятных общих причин, а именно крайней бедности народа -- к тому времени уже достаточно была раз'яснена в литературе, и, следовательно, увлечься этой деятельностью было трудно. Таким образом не представляя себе ясно, что и как я буду делать, я думал однако, что это будет что-то во всяком случае непохожее на то, что делалось нашими предшественниками врачами-чиновниками; так как какой же "общественный деятель" -- чиновник? И разве о чиновничьей деятельности я мечтал? Конечно, нет!

 Все, чем интересовалась в ту эпоху наша печать, как, например, о реализме и классицизме, о женском образовании и равноправности и т. п., волновало, само собой разумеется, и нас в нашем литературном кружке. Вопрос о влиянии среды на человека, помню, тоже часто поднимался среди нас: почему люди с хорошими стремлениями, войдя в жизнь и становясь на почву практики, постепенно утрачивали свои добрые намерения и превращались в заурядных чиновников. Многие, начавши честно свою карьеру, оканчивали тем, что делались взяточниками или же попросту спивались. Это падение или опошление человеческой личности приписывалось тогда влиянию окружающей среды. Выражение "заела среда" -- не знаю, кем и при каком случае впервые пущенное в обращение -- применялось ко всем тем лицам, которые так или иначе, как говорится, не оправдали возлагавшихся на них надежд.

 По нашим же понятиям существовали две среды, резко отличающиеся одна от другой; ближайшая к нам -- университетская -- была хорошая, с стремлениями к идеалу; другая, находившаяся за стенами университета, совершенно не походила на предыдущую и обладала, как нам казалось, только одними дурными качествами.

 Правда, в этом втором лагере огромное большинство составлял народ, который приходилось выделять; и мы всегда его выделяли, когда думали о нем; но думали мы о нем сначала мало; несравнимо сильнее в этот период времени работал в нас дух отрицания, и потому внимание наше обращено было на так называемое общество. Из кого же состояло это общество и каким оно нам представлялось? Состояло оно главным образом из служилого элемента, и это-то и была та самая другая среда, которая "заедала" наших хороших людей. Даже лучшие представители этой среды казались не чем другим, как лицемерами, гак как никто из них не поступал так, как думал и как считал хорошим поступать, а так, как надо было поступать для того, чтобы не потерять места. Начиная с исповеди у попов, обязательной для чиновников, которую все ежегодно исполняли не потому, чтобы верили и признавали ее нужной (напротив, даже смеялись над этим обрядом!), а просто только для того, чтобы "исполнить формальность", как они выражались, и не попасть из-за таких "пустяков" на дурной счет в глазах начальства, и оканчивая всякого рода замалчиваниями -- там, где надо было говорить, -- гнутьем спины перед старшими и т. п.

 Тот, кто говорил о честности, в то же время сам мог брать взятки, на словах -- восставать против низкопоклонничества, а в действительной жизни ползать на четвереньках перед начальством. Очевидно, рассуждали мы, всякий попавший в такую среду мало-помалу и сам втягивался в подобное же противоречие между словом и делом, то есть между тем, что он признавал в теории, и его собственными поступками. Компромиссы опошляли людей и приучали их постепенно к всевозможным мерзостям...



[1]  9 Базаров -- тип "нигилиста" пятидесятых -- шестидесятых годов из романа И. С. Тургенева "Отцы и дети". Роман изображает новое революционное настроение поколения.

[2]  10 Рахметов из романа Н. Г. Чернышевского "Что делать". В самом романе изображались "новые люди", т. е. революционно настроенная молодежь, и давались картины жизни будущего социалистического общества. Роман имел очень большое влияние на молодежь.

[3] 11 Чернышевский Николай Гаврилович (1828--1889). Виднейший публицист и идеолог шестидесятых годов, основоположник революционного социализма, руководитель журнала "Современник". Боясь его исключительного революционизирующего влияния на молодежь, правительство при посредстве подлогов и лжесвидетельств отправило его в 1864 году на каторжные работы, по окончании срока которых он был на долгие годы поселен в отдаленном и гиблом Вилюйске.

[4] 12 Судзиловский Николай Константинович (доктор Руссель) (род. в 1850 году).-- Будучи студентом киевского университета, отправился в Самарскую губернию для ведения революционной пропаганды. В 1877 году эмигрировал в Румынию, где сдал экзамен на врача; живя под фамилией доктора Русселя, оказывал существенную помощь русским революционерам. Переехав в Америку, занялся врачебной практикой в Сан-Франциско. Будучи затем на Гавайских островах, участвовал в первых политических выборах и был избран гавайским сенатором. Во время русско-японской войны издавал в Японии газету "Россия и Япония" для русских военнопленных.

Дата публікації 09.02.2023 в 22:42

Присоединяйтесь к нам в соцсетях
anticopiright
. - , . , . , , .
© 2011-2024, Memuarist.com
Юридична інформація
Умови розміщення реклами
Ми в соцмережах: