Закончился 1901 год редким в жизни Канцелярии инцидентом - я отправил одного молодого чиновника на гауптвахту. 27 декабря мне доложили (день неприсутственный), что чиновник В., назначенный дежурным по Канцелярии, прислал записку, что он болен; когда же его все таки потребовали, он явился и оказался совсем здоровым. Я его вызвал и при Забелине ему сказал, что он уже не впервые под праздник рапортуется больным, и я его арестую на неделю на гауптвахту; что мне известно про его крупную игру в клубе и что его денежные дела с товарищами по Канцелярии неправильны, поэтому предложил ему подумать, не лучше ли ему уйти от нас? По ходатайству его ближайшего начальника, делопроизводителя Соловьева, он был освобожден уже 31 декабря, чтобы Новый год встретить на свободе. Арест, однако, не образумил В., и 29 апреля 1902 года я ему предложил оставить Канцелярию ввиду того, что он постоянно рапортовался больным, а между тем бывал в клубе. В настоящее время он состоит присяжным поверенным.
Должен сказать, что, вообще, когда мне приходилось выступать карателем, я считал своим долгом быть строгим. В отношении чиновников это случалось крайне редко, но в-отношении нижних чинов был принят такой порядок, что ближайшие их начальники, Забелин и Бабушкин, мне докладывали о всех более важных происшествиях и принимали решения с моего одобрения, но всегда говорили, что все решают сами, без моего ведома, так как, если сам начальник узнает, то посыплются все громы небесные! Таким образом, мне почти никогда не приходилось самому карать кого-либо; припоминаю лишь один случай, когда кроме ареста пришлось положить еще и самое страшное наказание - перевод из Канцелярии в войска. Наказание это было страшно потому, что писарям жилось хорошо, обращение с ними было очень хорошее и по вечерам у всех были частные работы либо для заработка, либо для подготовки к экзамену на чиновника, по изучению бухгалтерии и т. п. В общем, состав писарей был во всех отношениях отличный.
Свободное копирование
