В АОРАНГИ-ПАРКЕ, тренировочной зоне Уимблдона, корты построены ярусами и поэтому походят на ацтекский храм. Мы с Брэдом играем полчаса на среднем уровне. После тренировки я, как всегда, трачу кучу времени на то, чтобы собрать сумку. После трансатлантического перелета разобрать вещи непросто. Я тщательно укладываю вещи, пакую мокрую футболку в пластиковый пакет, и тут Брэд хлопает меня по плечу:
- Она идет, парень!
Я вскидываюсь, как ирландский сеттер. Если бы у меня был хвост, он бы ходил ходуном из стороны в сторону. Она в двенадцати метрах от меня. На ней облегающие синие теплые брюки. Я впервые замечаю, что ходит она, слегка поворачивая носки внутрь, как и я. Ее светлые волосы, собранные сзади в конский хвост, блестят на солнце. Вновь мне кажется, что у нее над головой светится нимб.
Останавливаюсь рядом. Она, по европейской традиции, дважды целует меня в щеки:
- Поздравляю с победой на Чемпионате Франции. Я так радовалась за тебя. У меня даже слезы на глазах выступили.
- У меня тоже.
Она улыбается.
- И я тебя поздравляю, - отвечаю я. - Ты была первой. Можно сказать, разогрела для меня корт.
- Спасибо.
Молчание.
К счастью, поблизости не видно ни болельщиков, ни фотографов, так что Штефи не напряжена и никуда не торопится. Я тоже не волнуюсь. Однако Брэд явно хочет мне что-то сказать, посвистывая, словно пропускающий воздух шарик.
- Ой, прости! - вспоминаю я. - У меня есть подарок. Я вспомнил, что у тебя день рождения, и сам сделал открытку. Поздравляю!
Штефи, взяв подарок, разглядывает его несколько секунд, затем растроганно смотрит на меня:
- Откуда ты знал про мой день рождения?
- Просто знал.
- Спасибо, очень приятно.
Она быстро уходит.
НА СЛЕДУЮЩИЙ ДЕНЬ она возвращается с тренировки как раз в тот момент, когда приезжаем мы с Брэдом. Вокруг полно фанатов и репортеров, и Штефи, похоже, очень стесняется. Она замедляет шаг, слегка машет мне рукой и шепотом спрашивает:
- Как тебя найти?
- Я дам Хайнцу свой номер телефона.
- Хорошо.
После тренировки мы с Перри и Брэдом сидим в арендованном доме и спорим, когда она позвонит.
- Скоро, - утверждает Брэд.
- Очень скоро, - уточняет Перри.
Проходит день. Звонка нет.
И еще один день - все еще не звонит.
Не нахожу себе места. В понедельник начинается Уимблдон, а я не могу спать, не могу думать. Даже снотворное не помогает побороть мое волнение.
- Лучше бы она позвонила, - говорит Брэд. - Иначе ты рискуешь вылететь в первом круге.
В субботу вечером, сразу после ужина, звонит телефон.
- Алло!
- Привет, это Штефани.
- Штефани?
- Штефани.
- Штефани - Граф?
- Да.
- Значит, тебя зовут Штефани?
Она объяснила: мама в детстве звала ее Штефи, об этом пронюхали журналисты, в результате это имя к ней прицепилось. Но сама себя она называет Штефани.
- Значит, Штефани, - говорю я.
Разговаривая с ней, я скольжу по деревянному полу гостиной в шерстяных носках, словно на лыжах. Брэд призывает меня угомониться и сесть в кресло, иначе я сейчас сломаю ногу или вывихну колено. Тогда я начинаю быстрым шагом мерить комнату по периметру. Брэд, улыбаясь, говорит Перри:
- Грядет удачный Уимблдон.
- Тссс! - шикаю я, уходя в дальнюю комнату.
- Слушай, - обращаюсь я к Штефани. - Там, в Ки-Бискейн, ты сказала, что не хочешь недопонимания между нами. И я тоже. И поэтому я хочу сказать тебе, просто сказать, прежде чем мы продолжим говорить, что я считаю тебя красавицей. Я уважаю тебя, восхищаюсь тобой и был бы просто счастлив, если бы мог познакомиться с тобой поближе. Это и есть моя цель, план действий и главное желание. Скажи мне, что это возможно. Скажи, что мы можем пойти поужинать.
- Нет.
- Ну, пожалуйста.
- Нет, это невозможно, здесь невозможно.
- Хорошо. Не здесь. Можем мы поужинать где-нибудь еще?
- Нет. У меня есть друг.
Я думаю: друг. Все еще друг. Я читал о нем. Он гонщик. Они вместе уже шесть лет. Пытаюсь придумать что-нибудь умное, что я мог бы сказать ей, чтобы убедить ее дать нам возможность побыть вместе. Но молчание тянется уже слишком долго, момент упущен, и я могу пробормотать лишь:
- Шесть лет - долгий срок.
- Да. Да, очень.
- Если ты не двигаешься вперед - ты откатываешься назад. Этому меня научила жизнь.
Она молчит. Но даже по ее молчанию я понимаю, что задел чувствительную струну.
- Быть может, это не совсем то, что тебе нужно? - продолжаю я. - То есть я бы не хотел лезть со своими умозаключениями, но все-таки…
Я почти не дышу. Она не пытается спорить.
- Я ни в коей мере не хочу быть неуважительным по отношению к тебе и не хочу допускать никаких вольностей, но, быть может, все-таки согласишься хотя бы подумать о том, что - возможно, только возможно - тебе стоило бы познакомиться со мной ближе?
- Нет.
- Быть может, хотя бы чашку кофе?..
- Я не могу появляться с тобой на публике. Это будет неправильно.
- Тогда, быть может, я могу писать тебе письма?
Она смеется.
- Можно, я пришлю тебе подарок? Могу я хотя бы дать тебе возможность узнать меня лучше, прежде чем ты решишь: воспользуешься ли ты этой возможностью?
- Нет.
- И даже письма?..
- Мою почту читают.
- Понимаю.
Стучу себя кулаком по лбу. «Думай, Андре, думай».
- Хорошо, - наконец говорю я. - А как тебе такая идея: следующий твой турнир в Сан-Франциско, а у нас с Брэдом как раз там тренировки. Ты ведь говорила, что любишь Сан-Франциско. Быть может, мы сможем встретиться там?
- Это возможно.
- Возможно?
Я жду, пока она скажет что-нибудь более конкретное. Но она молчит.
- Тогда я позвоню тебе? Или ты сама позвонишь?
- Позвони мне после этого турнира.
Она дает мне номер мобильного. Я записываю его на бумажной салфетке, целую ее и укладываю в свою спортивную сумку.