УТРОМ, ПЕРЕД ЗАВТРАКОМ, ко мне вновь заходит Габриэль:
- В офис. Бегом!
Ник сидит в кресле. Панда разлеглась в углу, прислонившись к стене и уставившись в пространство. Ник смотрит на нее, затем - на меня. Он произносит:
- Ты не разговариваешь со мной. Красишь физиономию. Играешь в джинсах на турнире. Заставляешь меня пригласить на турнир твоего приятеля Перри, хотя он не только не умеет играть в теннис - он не в состоянии одновременно идти и жевать жвачку. И эта твоя прическа… лучше уж нам не начинать о ней разговор. И вот теперь ты отдаешь мне вещь, о которой я просил, - но для этого ты вламываешься в мой офис среди ночи и усаживаешь ее на мой стул. Как ты смог попасть в офис? Парень, да что у тебя за проблемы?
- Рассказать о моих проблемах?
Даже Ник поражен звуком моего голоса.
- Вы , черт возьми, вы - моя проблема! - ору я. - Если этого еще не поняли, значит, вы на самом деле такой дурак, каким кажетесь! Хотя бы немного представляете, каково мне здесь? Каково это - жить в трех тысячах милях от дома, в этой тюрьме, вставать каждый день в половине седьмого утра, за тридцать минут съедать паршивый завтрак, тащиться на убитом автобусе, торчать четыре часа в этой идиотской школе, затем тащиться обратно, чтобы опять за полчаса съесть еще одну порцию дерьма - и валить на корт, день за днем, день за днем? Вы это понимаете? Понимаете, что единственное удовольствие, которого я жду всю неделю, - это возможность пойти пошататься по местному торговому центру в субботу вечером, но и этой радости меня лишили? И ее вы забрали! Ваша ублюдочная школа - ад, и я хочу сжечь ее к черту!
Глаза у Ника стали больше, чем у панды. Но он не разгневан. И даже не расстроен. Кажется, он даже польщен, поскольку я, наконец, заговорил с ним на понятном ему языке. Он напоминает мне Аль Пачино в «Лице со шрамом» - ту сцену, где женщина кричит ему: «Не твое собачье дело, с кем, где, когда и зачем я трахаюсь!» - а он отвечает: «Наконец-то ты разговариваешь со мной, детка».
Похоже, Нику нравятся разговоры на повышенных тонах.
- Хорошо, я тебя понял, - говорит он. - Чего же ты хочешь?
У меня в ушах звучит голос Перри.
- Я не хочу больше ходить в школу, - заявляю я. - Собираюсь учиться заочно и все время тратить на совершенствование своей игры. Мне нужна ваша помощь, а не вся эта чушь, которой вы меня пичкаете. Нужны приглашения на турниры, особые условия участия в соревнованиях. Хочу стать профессионалом.
Разумеется, я хочу вовсе не этого. Это то, чего я хочу по мнению Перри. Но это лучше, чем все, что я сам мог бы потребовать. Даже сейчас эти просьбы вызывают во мне двойственное чувство. Однако Ник смотрит на Габриэля, Габриэль - на Ника, а панда глазеет на нас всех.
- Я подумаю, - бросает мне Ник.
Через несколько часов после того, как Перри улетел в Вегас, Ник сообщил мне через Габриэля: я буду участвовать в большом турнире в Ла-Квинта без предварительной квалификации. Потом он отправит меня на следующий сателлитный турнир, который будет проходить во Флориде. Кроме того, я могу считать себя свободным от Брадентонской академии. Ник организует для меня какую-нибудь заочную программу обучения, как только у него дойдут до этого руки.
Габриэль ухмыльнулся:
- Парень, ты победил.
… Смотрю, как все наши ребята загружаются в автобус, как он стартует в сторону Брадентонской академии, громыхая и отплевываясь черным дымом. Я сижу на скамейке, нежась в лучах солнца, и говорю про себя: «Мне четырнадцать лет и больше никогда не придется ходить в школу». Отныне каждое утро для меня станет Рождеством, помноженным на первый день летних каникул. Улыбка расползается по лицу - первая за много месяцев. Больше не будет ручек, учебников, мерзких учительских взглядов. Ты свободен, Андре. Тебе больше никогда не придется учиться.
Свободное копирование
