Я СПРАШИВАЮ ОТЦА, можно ли мне переночевать у Перри.
Ни в коем случае, отвечает он.
Он ничего не знает о семье Перри. И не доверяет чужакам. Мой отец с подозрением относится ко всем, но особенно - к родителям наших друзей. Я не пытаюсь выяснить причины и не трачу времени на споры. Вместо этого приглашаю Перри переночевать у нас.
Перри до крайности приветлив с моими родителями и дружелюбен с остальной родней, особенно с Тами, хотя она вежливо отвергает его ухаживания. Я предлагаю ему устроить экскурсию по дому, и он охотно соглашается. Показываю ему нашу с Фили комнату, и он хохочет над белой полосой посредине. Привожу его на корт, и он отбивает несколько мячей, посланных драконом. Рассказываю, как ненавижу дракона, как в детстве считал его живым, дышащим существом. Кажется, он мне сочувствует. Он видел много фильмов ужасов, поэтому знает: монстры могут иметь самые разные формы и размеры.
Поскольку Перри, как и я, любитель ужастиков, я приготовил ему сюрприз - добыл кассету с «Изгоняющим дьявола». Помня, как он дрожал от страха, когда мы смотрели «Часы посещения», я сгорал от любопытства: какой будет его реакция на настоящий классический фильм ужасов? Когда все в доме ложатся спать, мы ставим кассету в магнитофон. Я дергаюсь всякий раз, когда Линда Блэр поворачивает голову, - но Перри даже ни разу не сдвинулся с места! «Часы посещений» страшно напугали его, а «Изгоняющий дьявола» - оставил равнодушным? Да, думаю я, этот парень - оригинал.
Потом мы сидим, пьем газировку и болтаем. Перри соглашается: мой отец ужаснее, чем любая голливудская страшилка, но его собственный отец - вдвое хуже. Страшный человек, тиран и настоящий нарцисс. Последнее слово в применении к человеку я слышу впервые. Перри объясняет, что нарцисс - это тот, кто думает только о себе. Кроме того, отец Перри считает ребенка своей личной собственностью. У папаши есть представление о том, как устроить жизнь сына, и мнение самого сына его совершенно не волнует.
Как же это знакомо!
Мы с Перри соглашаемся: жизнь была бы в миллион раз лучше, если бы наши отцы были такими же, как у других детей. Перри утверждает, что отец не любит его. Я же никогда не сомневался в любви своего отца, мне лишь хотелось, чтобы в ней было больше мягкости и заботы и меньше гнева. Честно говоря, иногда я даже мечтал, чтобы отец любил меня поменьше. Быть может, тогда он бы не стал так давить на меня и позволил самому выбирать, что для меня лучше? Я жалуюсь на то, что у меня нет выбора, мне не дают самостоятельно решать, кто я такой и чем заниматься, и это сводит меня с ума. Поэтому я всегда очень долго, неотвязно размышляю над любым выбором, который мне все-таки доводится делать, - будь то выбор одежды, еды или друзей.
Перри кивает. Он понимает.
Я счастлив, что в моей жизни появился Перри - друг, с которым я могу поделиться самыми сокровенными мыслями, рассказать, какими бессмысленными запретами полна моя жизнь. Я объясняю ему, каково это - играть в теннис, одновременно ненавидя его. Ненавидеть школу, и при этом любить книжки. Любить своего брата Фили, хоть он и неудачник. Перри слушает терпеливо, как Фили, но более участливо. Он отвечает мне, слушает и кивает в неизменной последовательности. Анализирует, шутит, помогая мне строить планы, как изменить мою жизнь к лучшему. Когда я рассказываю Перри о своих бедах, они кажутся дурацкими и запутанными, но он всегда умеет распутать их, подчинить логике, после чего они уже видятся вполне разрешимыми. Я чувствую себя так, будто много лет был изгнанником на необитаемом острове, от безысходности беседовавшим с пальмами, - и вот рядом со мной оказалась еще одна жертва кораблекрушения, глубокий, чуткий собеседник, чья душа созвучна моей, - пусть он и носит рубашку с дурацким игроком в поло.
Перри поведал мне тайну своего несимметричного лица. Оказывается, он родился с расщепленным небом - «волчьей пастью». Из-за этого, признался Перри, он стал болезненно застенчивым, особенно с девочками. Ему уже сделали несколько операций, будет еще одна. Я ответил, что это не очень-то заметно. В глазах Перри стояли слезы. Он тихо бормотал, что отец все время стыдит его.
О чем бы мы ни начинали говорить, мы очень скоро переходим на обсуждение наших отцов, а затем - на наше будущее. Рассуждаем о том, какими мужчинами станем, избавившись от отцовской опеки. Обещаем друг другу, что будем другими - не такими, как наши папаши, и как все остальные мужчины, которых мы встречали, и даже те, которых мы видели в кино. Мы клянемся никогда не употреблять наркотики и алкоголь. А когда разбогатеем, сделать все возможное, чтобы спасти мир. Мы пожимаем друг другу руки в знак тайного обета.
Перри придется немало потрудиться, чтобы стать богатым. У него никогда нет и десяти центов, все наши развлечения оплачиваю я. Нельзя сказать, что у меня много денег: мне дают скромную сумму на карманные расходы, плюс кое-что я выручаю, играя в теннис на деньги с постояльцами отелей-казино. Меня эта ситуация не тревожит: все мое принадлежит и Перри тоже, ведь он - мой новый лучший друг. Отец каждый день дает мне пять долларов на еду, и половину из них я трачу на Перри.
Мы ежедневно встречаемся в Кембриджском клубе. Послонявшись без дела и немного покидав мяч через сетку, отправляемся перекусить. Удираем через заднюю дверь, перемахиваем через забор и бежим через пустую стоянку в 7Eleven[1], где играем в видеоигры и поедаем сладкие сэндвичи, пока не настанет время идти домой.
Сладкие сэндвичи с мороженым открыл Перри. Ванильное мороженое, упакованное между двумя толстыми пластами шоколадного печенья - лучшая еда в мире, по мнению Перри, который их просто обожает - даже больше, чем разговоры. Он может целый час разглагольствовать о том, какая классная штука - сладкие сэндвичи; и если что-то может заставить его в такой момент замолчать - это, собственно, сэндвич. Я покупаю их для Перри дюжинами и сочувствую ему, когда денег нет: это не дает ему наесться до отвала.
Однажды мы, как всегда, сидим в 7Eleven, и вдруг Перри перестает жевать свой сэндвич и смотрит на настенные часы.
- Черт, - говорит он. - Пора возвращаться в клуб, сегодня мама должна заехать за мной пораньше.
- Твоя мама?
- Ага. Она велела мне собраться и ждать ее у входа.
Мы изо всех сил мчимся через пустую стоянку.
- Скорее, вот она! - кричит Перри.
Я оглядываюсь и вижу, что в сторону клуба двигаются две машины: «фольксваген-жук» и «роллс-ройс» с откидным верхом. Я вижу, как «фольксваген» проезжает мимо и оборачиваюсь к Перри:
- Расслабься, у нас еще есть время. Она, должно быть, пропустила поворот.
- Нет, - выдыхает Перри. - Давай скорее!
Он будто включает пятую передачу и рвет следом за «роллс-ройсом».
- Перри, что за чушь? Ты что, шутишь? Твоя мама… ездит на «роллс-ройсе»? Вы что, богатые?
- Ну, в общем, да.
- А почему ты мне не сказал?
- Ты никогда не спрашивал.
Для меня это - несомненный признак богатства: если ты даже не считаешь нужным рассказать о нем лучшему другу и деньги для тебя - штука настолько само собой разумеющаяся, что ты даже не задумываешься, откуда они берутся.
Оказывается, Перри более чем богат. Он очень богат. Нет, он чудовищно богат. Он - настоящий богатей. Его отец, старший партнер в крупной адвокатской фирме, владеет местной телестанцией. «Он продает эфир», - говорит Перри. Подумать только: продавать воздух! Если можешь продавать воздух, значит, твоя жизнь удалась. (Быть может, поэтому отец дает Перри воздух на карманные расходы?)
Свободное копирование
