На другой день наша дорога все еще шла по густому лиственному лесу, состоявшему преимущественно из дуба, карагача, клена, чинара и чиндара. Полоса, богатая каштановыми и ореховыми деревьями, лежала уже ниже нас. Подъемы становились круче, ущелья суживались заметным образом. Этот переход обошелся совершенно без приключений; погода была прекрасная, и мы пользовались ею, чтоб уйти как можно дальше. В прямой линии можно было полагать от морского берега до перевала через главный снеговой хребет от шестидесяти до семидесяти верст; по дороге, которую мы принуждены были избрать для нашего путешествия, должно было считать не менее ста двадцати. Бедность наших съестных припасов, рассчитанных сначала только на три перехода, заставляла нас спешить.
На третий день мы поднялись на высоту, покрытую сосновым лесом такой величины, о которой я не имел до того времени никакого понятия. В нем нас застигла страшная буря. С первого порыва ветра оглушительный скрип и треск пронеслись по всему лесу, задрожавшему, как в лихорадке. Вековые сосны неимоверной вышины, в пять и более охватов, зашатались на корню; молодые деревья крутило и ломало вихрем, устилавшим землю огромными сучьями, летевшими в лесу по всем направлениям. Я не испытывал прежде опасности быть в подобном лесу во время бури, и потому не совсем и понимал ее. Мои абхазцы раскрыли мне глаза. С криком: Аллах! Аллах! они бросились к ближайшей скале и под ее навесом прождали все время, пока не перестала буря. Опустошение, произведенное ею в лесу, дало мне понятие об участи, которая нас ожидала, если бы мы не встретили так близко спасительной скалы. Везде лежали огромной величины деревья, переломленные, расщепленные сверху донизу или вырванные с корнем из земли; лес был буквально усеян сучьями и отломленными вершинами.
Четвертый и пятый день мы переходили по скалам из долины Гумисты к началу Чаголты, впадающей в Кодор. Узенькая тропинка, на которой лошади едва находили довольно места ставить копыто, испорченная во многих пунктах дождем, а в других заваленная большими скользкими камнями, тянулась карнизом над пропастями неизмеримой глубины. Мы шли все время пешком, а лошадей гнали перед собою: было опасно вести их в поводу; к тому же они шли гораздо охотнее на дурных местах за катером Микамбая, признавая его инстинктивно надежным указчиком дороги в горах.