Моя повседневная жизнь была одинакова и в Потале, и в Норбулингке, хотя в последней распорядок дня передвигался на час раньше, поскольку дни летом длиннее. Но это не составляло проблемы. Мне никогда не нравилось вставать после восхода солнца. Помню, однажды я проспал и, встав, обнаружил, что Лобсан Самтэн уже играет во дворе. Я очень рассердился.
В Потале я обычно вставал около шести часов утра. После одевания примерно час отводился на молитвы и медитацию. Затем в начале восьмого приносили завтрак. Он неизменно состоял из чая и цампы с медом или карамелью. Потом начинались утренние занятия с Кенрап Тэнзином. С того времени как я научился читать, и до тринадцати лет это всегда были занятия по каллиграфии. В тибетском языке существуют два основных варианта письма: "у-чен" и "у-мэ". Один для книг, а другой для документов и личной переписки. Мне необходимо было знать только "у-мэ", но я самостоятельно довольно быстро выучил и "у-чен".
Не могу удержаться от смеха, вспоминая эти утренние уроки. Дело в том, что, сидя под бдительным оком Хранителя Одежд, я слышал, как за дверью Мастер Ритуала нараспев читает молитвы. "Классная комната" примыкала к моей спальне и являлась на самом деле обычной верандой с рядами растений в горшках. Часто бывало довольно холодно, но зато светло, и можно было без помех рассматривать маленьких черных птичек с ярко-красными клювами, называемых "дун-гкар", которые имели обыкновение строить свои гнезда под крышами Поталы. Тем временем Мастер Ритуала сидел в моей спальне. К несчастью, он имел привычку засыпать во время чтения своих утренних молитв. Когда это случалось, звук его голоса начинал плыть, как у граммофона, у которого кончается электрическое питание, пение переходило в невнятное бормотание и наконец затихало. Наступала пауза, потом он просыпался, и все начиналось заново. Зачастую он сбивался, так как не помнил, где остановился, и поэтому повторял одно и то же по несколько раз. Это было очень смешно. Но здесь имелся и положительный момент. Когда впоследствии я сам начал учить эти молитвы, то уже знал их наизусть.
После каллиграфии шло запоминание. Оно заключалось в простом заучивании какого-либо буддийского текста с тем, чтобы потом повторять его в течение дня. Мне это казалось очень скучным, потому что заучивал я быстро. Нужно заметить, однако, что часто настолько же быстро и забывал.
В десять часов наступал перерыв после утренних занятий, и в это время происходило собрание членов правительства, на котором несмотря на свой юный возраст я должен был присутствовать. С самого начала меня готовили к тому дню, когда кроме положения духовного руководства я приму на себя и светское управление Тибетом. Зал в Потале, где проходили эти собрания, находился за стеной моей комнаты. Чиновники поднимались в него из правительственных учреждений, расположенных на втором и третьем этаже здания. Сами эти собрания были довольно формальными мероприятиями — во время которых распределялись текущие поручения — и, конечно же, часть этикета, касающаяся меня, соблюдалась очень строго. Мой гофмейстер, "Доньэр Ченмо", должен был заходить в мою комнату и вести меня в зал, где сначала меня приветствовал Регент, а затем четыре члена "Кашага", каждый в соответствии со своим рангом.
После утренней встречи с правительством я возвращался в свою комнату для дальнейших наставлений. Теперь со мной занимался Младший наставник, которому я читал наизусть отрывки, выученные утром во время урока запоминания. Затем он прочитывал мне текст на следующий день, сопровождая его подробными разъяснениями. Это занятие продолжалось примерно до полудня. В этот момент звонил колокольчик (он звонил каждый час — и только однажды звонарь забылся и прозвонил тринадцать раз!). Кроме того, дули в раковину. Затем следовал самый важный пункт в расписании юного Далай Ламы: игры.
