Наступил 1899 год, предпоследний год XIX столетия.
8 февраля Сережа и Коля с утра ушли в университет. Я сидел дома и зубрил греческую грамматику. Во второй половине дня по всему городу разнеслась весть о демонстрации на Университетской площади и возле Казанского собора революционного студенчества и о том, что казаки избивают студентов. Я бросился к университету. Набережная Невы и вся университетская ограда были оцеплены полицией; студентов загнали в глубь двора. Вдоль набережной — огромная толпа родственников. Время шло томительно долго. Неожиданно из университетского двора выехал извозчик, за ним второй, третий и так свыше сотни. В каждом экипаже — студент и сопровождающий его городовой. Студентов развозили по полицейским частям.
Люди пристально вглядывались в каждый экипаж: «Не мой ли?» В одном из экипажей я увидел сидящего с городовым Сережу. Какая-то сила заставила меня быстро подбежать к нему и уловить возглас: «Спасская». Очевидно, его увозили в Спасский полицейский участок. Вечером матери с бутербродами и пирожками толпились вокруг полицейской казармы, откуда доносились шум молодых голосов и революционные песни. В этот день сложилась студенческая песня «Нагаечка», которая моментально стала популярной. «Нагаечку» можно было слышать в течение последующих лет и в сибирской тайге, и в горах Закавказья, и в столице, и по деревням. Мотив «Ты помнишь ли, нагаечка, 8 февраля» грозно звучал до самой Октябрьской революции.
